Колльберг вообще не заглянул в протокол и отодвинул его в сторону. Потом предпринял последнюю отчаянную попытку.
- Мы хотим знать твое личное мнение об Альфе Матссоне.
- У меня нет никакого личного мнения, - сказал Баклунд.
Когда они выходили, он сидел за столом и читал протокол. Взгляд у него был упрямый и решительный.
- О Боже! - воскликнул Колльберг в лифте.
У Бенгта Иёнсона был одноэтажный домик с открытой верандой и палисадником. Калитка была открыта, на дорожке сидел на корточках у детского велосипеда светловолосый загорелый мужчина. Руки у него были испачканы маслом, он пытался надеть на колесо соскочившую цепь. Рядом с ним стоял мальчуган лет пяти с гаечным ключом в руке и с интересом наблюдал за тем, что он делает.
Когда Колльберг и Мартин Бек вошли в открытую калитку, мужчина встал и вытер руки о штанины брюк. Ему было около тридцати, он был в клетчатой рубашке, грязных брюках цвета хаки и деревянных башмаках.
- Бенгт Йёнсон? - спросил Колльберг.
- Да, это я.
Он недоверчиво смотрел на них.
- Мы из стокгольмской криминальной полиции, - сказал Мартин Бек. - Мы пришли, чтобы попросить вас предоставить нам кое-какую информацию об одном вашем друге, Альфе Матссоне.
- Друге, - покачал головой блондин. - Я бы этого не сказал. Вас интересует то, что произошло здесь зимой? Я думал, что об этом уже давно забыли и сдали дело в архив.
- Да, конечно. Дело закрыто, и никто уже не будет им заниматься. Нас интересует в этой истории не ваша роль, а роль Альфа Матссона, - сказал Мартин Бек.
- Я читал в газете, что он исчез, - сказал Бенгт Йёнсон. - Что он вроде бы состоял в какой-то шайке контрабандистов и ввозил сюда наркотики. Я не знал, что он употребляет наркотики.
- Он не употреблял их. Он продавал их.
- Тьфу! - сказал Бенгт Йёнсон. - Что вы хотите сказать? Об этих наркотиках мне ничего не известно.
- Вы могли бы нам помочь, чтобы мы составили о нем более ясное представление, - сказал Мартин Бек.
- Что вы хотите знать? - спросил блондин.
- Все, что вы знаете об Альфе Матссоне, - объяснил Колльберг.
- Мне известно немного, - сказал Йёнсон. - Я не знал о нем почти ничего, хотя был знаком с ним три года. Вплоть до этой драки я видел его всего пару раз. Я тоже журналист, и мы, как правило, встречались, когда где-нибудь делали одинаковую работу.
- Вы могли бы сказать, что, собственно, произошло зимой? - спросил Мартин Бек.
- Давайте присядем, - сказал Йёнсон и пошел на веранду.
Мартин Бек с Колльбергом последовали за ним. На веранде стоял столик и четыре плетеных стула. Мартин Бек сел и предложил Йёнсону сигарету. Колльберг несколько секунд подозрительно смотрел на свой стул и потом осторожно сел. Стул под его весом тревожно заскрипел.
- Видите ли, то, что вы нам расскажите, интересует нас только как свидетельство о характере Альфа Матссона. Что же касается той драки, ни у нас, ни у полиции Мальмё нет вообще никаких оснований еще раз копаться в этом, - сказал Мартин Бек. - Как это произошло?
- Я чисто случайно столкнулся с Матссоном на улице. Он жил в Мальмё, в гостинице, и я пригласил его к нам на ужин. Нельзя сказать, чтобы я особенно любил его, но он был здесь один и предложил мне пойти с ним в ресторан, поэтому я подумал, что будет лучше, если он придет к нам. Он приехал на такси и, по-моему, был трезвый. Или почти трезвый. Потом мы ужинали, я поставил на стол и кое-что покрепче, так что мы оба достаточно выпили. После ужина мы слушали пластинки, пили шотландское писки и разговаривали. Он очень быстро опьянел и стал неприятным. У моей жены в гостях тогда была одна подруга, и Аффе ни с того ни с сего сказал ей: "Я бы переспал с тобой, конфетка!".
Бенгт Йёнсон замолчал. Мартин Бек кивнул и сказал:
- Продолжайте.
- Он действительно так сказал. Подруга моей жены смутилась, потому что не привыкла к такому обращению. А жена разозлилась и сказала Аффе, что он грубиян и мерзавец. Он обозвал мою жену шлюхой и вообще вел себя как свинья. Тут уж я пришел в ярость и сказал ему, чтобы он вел себя прилично. Ну, а женщины ушли в соседнюю комнату.
Он снова замолчал, и Колльберг спросил:
- Он всегда был таким неприятным, когда напивался?
- Не знаю. Я до этого никогда не видел его пьяным.
- А что произошло потом? - спросил Мартин Бек.
- Ну, мы сидели и пили виски. Я пил мало, и мне казалось, что я почти трезвый. Но Аффе чем дальше, тем больше пьянел. Он ерзал в кресле, икал и отрыгивал, а потом у него внезапно началась рвота. Мне удалось вытащить его в туалет, потом он немного пришел и себя и выглядел более трезвым. Когда я сказал, что нам придется убрать после него, он ответил мне: "Это что, не может сделать твоя шлюха?". Меня окончательно допекло, и я сказал ему, чтобы он немедленно убирался, что я не хочу, чтобы он оставался у меня в доме хотя бы минуту. Но он только хохотал, продолжал спокойно сидеть, как ни в чем не бывало, и икал. Я сказал, что вызову ему такси, но он заявил, что останется здесь, потому что намерен переспать с моей женой. Тут я ему врезал, но когда он поднялся, то начал говорить всякие гадости о моей жене, и тогда я врезал ему еще раз. Он перекатился через стол и разбил кое-что из посуды. Я пытался выставить его вон, но он отказывался уйти. В конце концов жена позвонила в полицию, потому что было похоже, что иначе мы от него никак не избавимся.
- У него была ранена рука, да? - сказал Колльберг. - Как это произошло?
- Я видел, что у него течет кровь, но думал, что у него там нет ничего серьезного. Кроме того, я так разъярился, что мне на все было наплевать. Он порезал себе руку бокалом, когда падал через стол. Он потом утверждал, что я шел на него с ножом, но это ложь. У меня вообще не было никакого ножа. Ну, а потом меня до утра допрашивали в полиции. Веселенькая вечеринка, доложу я вам.
- После этого вы видели Альфа Матссона? - спросил Колльберг.
- Тьфу, тут и спрашивать нечего. Последний раз я видел его утром в полиции. Он сидел в коридоре, когда вышел из кабинета того лягав... пардон, того полицейского, который меня допрашивал. И у него еще хватило наглости сказать мне: "Послушай, там у тебя дома еще осталось немного выпивки, давай потом поедем к тебе и допьем". Я не ответил ему и с тех пор, слава Богу, не видел его.