Он решительно протянул руку к свечке и, хотя ему казалось, что он делает глупость, сосредоточился и произнес: «Поднимись вверх!» Его сомнение тотчас исчезло: свеча поднялась и одно мгновение висела в воздухе. А когда мистер Фотерингей открыл рот, чтобы перевести дух, она с шумом упала на ночной столик и оставила мистера Фотерингея в темноте; только фитиль слабо блеснул и погас.
Минуту или две мистер Фотерингей сидел в темноте не двигаясь.
— Да, это произошло, — промолвил он. — Но как — хоть убей, не понимаю.
Он тяжело вздохнул и стал шарить в карманах, отыскивая спички. Там спичек не было, и он стал искать их на ночном столике.
— Где бы найти спички? — произнес он.
Он поискал в пиджаке, но и там спичек не оказалось. Тогда ему пришло в голову, что со спичками тоже можно творить чудеса. Он протянул руку и уставился на нее в темноте.
— Пусть в этой руке будет спичка! — сказал он. На ладонь ему упало что-то легкое, и пальцы его сжали спичку.
После нескольких напрасных попыток зажечь ее об стол, он догадался, что это безопасная спичка. Он бросил ее и тут же пожелал, чтобы она сама зажглась. Он пожелал этого и увидел, что она загорелась на коврике перед кроватью. Он схватил ее, но она погасла. Его вера в собственную силу мгновенно выросла. Он ощупью нашел свечу и вставил ее в подсвечник.
— Ну, теперь зажгись! — сказал Фотерингей, и свеча в ту же секунду зажглась. При свете ее он увидел черную дырочку в коврике и струйку дыма, тянувшуюся оттуда. Несколько секунд он смотрел то на эту дырочку, то на огонь свечи и вдруг встретился глазами со своим собственным отражением в зеркале. Он вопросительно посмотрел на него.
— Так как же насчет чудес? — спросил он наконец, обращаясь к своему отражению.
Последующие размышления мистера Фотерингея были хоть и напряженными, ко чрезвычайно смутными. Он видел, что все дело просто в его воле. Ему не хотелось производить дальнейшие опыты, по крайней мере, пока он не обдумает прежних. Все-таки он заставил подняться в воздух листок бумаги и сделал воду в стакане сначала красной, потом зеленой; затем он создал улитку, тем же путем уничтожил ее и чудесным образом сотворил новую зубную щетку. В течение немногих часов он окончательно убедился, что обладает редкой, необычайной силой воли, — факт, который он отчасти замечал и раньше, хоть не был в нем вполне уверен. К неприятному чувству душевного смятения примешивались теперь гордость от сознания своей исключительной способности и смутное предчувствие возможных выгод. Вдруг он услышал, что церковные часы пробили час, и так как ему еще не приходило в голову, что он может чудесным образом избавиться от работы в конторе Гомшота, он опять стал раздеваться, чтобы поскорее лечь в постель.
Когда он снимал через голову рубашку, его осенила блестящая мысль.
— Пусть я буду в постели! — произнес он и сейчас же очутился в постели. — Раздетым, — прибавил он и, найдя, что простыни холодны, быстро проговорил: — И в своей ночной рубашке. Нет, в тонкой, мягкой шерстяной рубашке. Ах! — воскликнул он наслаждаясь. — А теперь пусть я спокойно засну!
Он проснулся в обычное время и, сидя за завтраком, мучился сомнениями, не были ли все его вчерашние приключения просто необыкновенно живым сном. Наконец он решился проделать несколько небольших опытов.
Так, он съел за завтраком три яйца: два подала ему хозяйка — это были хорошие, но дешевые яйца, — а третье было прекрасное, свежее гусиное яйцо, которое он добыл, сварил и подал себе сам при помощи своей поразительной силы воли. Он отправился в контору Гомшота в глубоком, но тщательно скрываемом волнении и вспомнил о скорлупе третьего яйца только вечером, когда о ней заговорила хозяйка. Весь день он не мог работать, поглощенный размышлениями о своей новой силе. Но это не причинило ему никаких неудобств: всю свою работу он сделал чудесным способом в последние десять минут.
К концу дня он перешел от сомнения к гордой уверенности, хотя ему было неприятно вспоминать подробности своего изгнания из «Длинного дракона», тем более, что эта история в искаженном виде уже успела дойти до его товарищей и вызвала среди них немало остроумных шуток. Очевидно, ему придется быть осторожным с ломкими вещами. Но вообще чем больше он думал о своем даре, тем больше выгодных сторон находил в нем. Между прочим, он решил увеличивать свою частную собственность незаметными актами творения. Он создал себе пару великолепных бриллиантовых запонок, но быстро уничтожил их, когда увидел, что молодой Гомшот идет мимо него к своей конторке. Он испугался, что тот спросит, откуда он их взял. Он хорошо понимал, что пользоваться своим даром должен очень осмотрительно. Но, повидимому, в общем это было не труднее, чем ездить на велосипеде, — а ведь с этой трудностью он справился. Отчасти, может быть, сравнение с ездой на велосипеде, а отчасти уверенность, что его недружелюбно примут в «Длинном драконе» заставили его после ужина пойти гулять по дорожке за газовым заводом, чтобы проделать наедине еще несколько чудес.