— Ладно, — ответил Клаверинг, — сэр.
Свою новую работу Клаверинг счел интересной. Также он обнаружил, что условия содержания были намного легче, пища лучше и охранники не доходили до крайностей, борясь с разговорами между заключенными.
Вскоре он осознал, что его коллеги по работе — это такие же люди, как он, смышленые, но преступники по привычке, излечить которых можно только при помощи разрушающей личность мозговой хирургии, отвергаемой во всех цивилизованных мирах. Он задавал вопросы, но никто из них не знал, на какую планету или планеты их депортируют и когда. Он обнаружил, что большое число осужденных обучают другим областям техники.
Наконец, Клаверинг проснулся однажды утром от того, что охранник дубасил в его дверь. Он встал и начал на ощупь искать свою одежду.
— Не это, — рявкнул офицер. — Надевай это! — он сунул сверток в открывшееся окошко.
Там было белье, чистое и новое, черный комбинезон и пара глянцевых черных ботинок. На каждом рукаве комбинезона был напечатан зеленый лист папоротника на золотой шестеренке.
Новая одежда оказалась удобной и впору. Когда дверь открылась, Клаверинг вышел из камеры и присоединился к процессии сходно одетых заключенных. У ворот тюрьмы, где их ждали машины, он задержался, чтобы спросить охранника:
— А что случилось с комендантом? Он обычно прощается с убывающими гостями.
— Вы еще увидите капитана Кристофера, — ответил охранник.
Из машины Клаверинг ничего не мог разглядеть, но, когда дверь открылась, он не удивился, увидев окружение космопорта. Он с интересом смотрел на другие машины, выстраивавшиеся в правильную линию, на выходящих из них людей в черном. Он подумал, что депортировать людей партиями дешевле.
Повернувшись, чтобы посмотреть на корабль, он остолбенел от изумления. Он был большим, гораздо больше любого корабля, которые он когда-либо видел. Здания администрации, порталы и краны казались рядом с ним карликовыми. Его хвостовые стабилизаторы представляли собой летающие подпорки, а сам корабль был огромной, невероятной башней, построенной из сверкающего металла.
— Стильно путешествуем, — заметил мужчина слева от Клаверинга. — Чтобы нас забрать, прислали лайнер альфа-класса.
— Это не лайнер класса альфа, — сказал Клаверинг. — Этот, по меньшей мере, вдвое больше!
Через громкоговорители загрохотал голос:
— Внимание, всем! Внимание, всем! Персонал садится на корабль!
Длинные ряды людей двинулись вперед, под пристальным наблюдением охранников поднимаясь по пандусам и входя в воздушные шлюзы. Пожилой человек в форме старшего стюарда дежурил наверху пандуса, по которому всходил Клаверинг. Он читал имена с листа.
— Клаверинг, Джон — гидропоника.
Теперь соединились в одну картину знаки на рукавах Клаверинга и работа, которую он выполнял в течение последнего срока в тюрьме.
— Ага, хотите, чтобы мы отработали стоимость нашей перевозки? — заметил он.
Стюарт не обратил внимания на его слова.
— Коуден, Питер — воздушная циркуляция… Дэвис, Дэвид — воздушная циркуляция…
— Гидропонные работники, сюда! — послышался голос.
Клаверинг вместе с другими людьми своего отдела последовал за главным старшиной по проходам и лестницам, и с одиннадцатью депортируемыми оказался в скудно обставленной спальне. Старшина игнорировал все вопросы. Стальная дверь с убедительным щелчком закрылась.
Время едва тянулось. Разговоры велись практически ни о чем. Все были рады, когда ожил громкоговоритель на стене и им было приказано улечься в койки для отлета. Им не нравилось, что им не сообщают, что происходит — до этого бывшие заключенные путешествовали только как пассажиры, оплатившие проезд. Им стало легче, когда грохот затих и страшный вес исчез с их груди. Они немного поразвлеклись, пытаясь перемещаться по отсеку в отсутствии силы тяжести.
— Внимание! — рявкнул громкоговоритель на стене. Переборка под ним ожила и превратилась в большой видеоэкран. Он показал, очевидно, комнату управления корабля. Там был высокий мужчина в черной форме с четырьмя золотыми полосками капитана на рукавах.
— Комендант! — кто-то тихо шепнул. — Я так и думал, что он бывший капитан!
— Мужчины, — тихо проговорил капитан Кристофер. — Я делаю вам честь, называя мужчинами, потому что вам предстоит мужская работа. Работа настолько опасная и неопределенная, желающих ее выполнять свободных людей найти трудно…
— История, — помолчав, продолжил он, — повторяется. Несколько столетий назад был другой Кристофер — хотя это было его собственное имя, — который знал, что Земля круглая, и это в те времена, когда большинство моряков боялись, что если они уплывут слишком далеко на запад, то их корабли, и они вместе с ними, упадут с этого края. Этот другой Кристофер, этот Кристофер Колумб, обнаружил, что сможет вести корабли, только если наберет людей из тюрем.
— Всем вам, которые прибыли в миры Приграничья, были предоставлены шансы. Все вы обнаружили, исходя из своего первого опыта тюрьмы, что преступление того не стоит. И все же, хотя вы знали, что наказание за повторное преступление — депортация, вы не изменили образ жизни и оказались здесь — все вы, вследствие своих же собственных действий. Остальные из нас — я сам, старшие и младшие офицеры — здесь потому, что мы хотим здесь быть. И я бы хотел, чтобы вам стало ясно, что мы не допустим отклонений от нашей цели. Я хочу, чтобы вам было ясно, что мы, профессиональные космонавты, сможем управлять кораблем так, что поднимать бунт не имеет смысла. Я хочу, чтобы вам было ясно, что под моим командованием основным законом является следующий: кто не работает, тот не ест.
— Не знаю, сколько времени займет наше путешествие в терминах объективного времени — это нам еще предстоит узнать. Не могу даже сказать, как долго это займет в терминах субъективного времени — но, думаю, что не пройдет и полстолетия, как мы вернемся.
— Еще могу сказать — обратно мы не повернем. Ни один из вас не знает, как управлять кораблем. Вы могли бы со временем узнать достаточно, чтобы решиться на захват корабля и заставить моих навигаторов и инженеров следовать вашим приказам. Но я вам скажу, что корабль оснащен средствами защиты, установленными именно на этот случай. В крайне невероятном случае — случае успеха бунта, я вам обещаю, что возврата не будет.
Клаверинг лихорадочно перебирал в уме какие-нибудь легальные правила, на основании которых он мог бы выразить протест. Но таковых не было. Бежав в миры Приграничья, он стал подчиняться их законам, и один из этих законов гласил, что депортация есть наказание за третье преступление. Он не мог не восхититься хитроумию Федерации — сделать Приграничье убежищем для преступника и предложить этому преступнику, на бумаге, по крайней мере, шанс исправиться. Но, оказалось, всем тем, кто представлял собой претендентов на полет в космическом корабле, было дано очень мало шансов на исправление.
Вместе с другими он смотрел, как сканнер отвернулся от капитана и офицеров и показал часть космоса, куда направлялся корабль. Он услышал ни на что не похожий вой включенного привода Манншенна и понял, что через несколько секунд экран покажет только бессмысленные завихрения света.
Но они лучше, чем холодная пустота — бесконечное ничто, нарушенное только тусклой, далекой туманностью, к которой направлялся корабль — крошечное светящееся облако, представляющее собой, возможно, другую Галактику.
Он бежал всю свою жизнь и добежал, докуда только смог, до самого края ночи.
И он был не в состоянии остановиться.