— Посылай этого, — посоветовал Зутис. — У этого на лбу написано, что ему век сидеть на тракторе, а по воскресеньям халтурить, распахивая приусадебные участки. Этот для нее в самый раз.
Сказав это, Зутис встал и, удалился. Джонгу удалось догнать его уже на лестнице.
— Перекурим! — Джонг извлек из-за пазухи и протянул Зутису шикарную иностранную сигарету.
— «Филипп Моррис», — прочитал Зутис и размял сигарету.
— У этой сестра работает в магазине, где продают за доллары, — пояснил Джонг. — А мне теперь Эрне надо писать, за что я сижу… Третье письмо… Я хотел выдать себя за начальника станции, где испортился телеграф, и…
— Железнодорожная катастрофа? Нет, нет… Не годится… Сразу на ум приходят трупы, плавающие в крови… Не годится… И какая бабе польза от железнодорожника? На паровозе ведь не вспашешь… Трактор — дело другое!
— Но я же должен ей написать, за что сижу!
— А почему бы не написать? Дал приятелю трактор поучиться ездить, а тот свалился в овраг. Приятель цел и невредим, трактор — вдребезги, председатель колхоза — обезьяна, а тебе — два года.
— Четыре…
— Ну, пусть четыре. Ради Эрны.
Фактически Эрну Бенарович следовало бы величать Эрной Второй, потому что одна Эрна уже присылала Флоксису посылки.
В те времена, когда Зутис с Джонгом, кутаясь в ватники, на лестнице исправительно-трудовой колонии курили сигареты «Филипп Моррис», «там еще можно было жить». Тогда еще разрешалось посылать и получать письма, сколько и кому угодно. Были и другие послабления, позже их отменили.
Вначале Джонг довольствовался адресами одиноких женщин, бывших соседок тех, кто теперь соседствовал с ним на нарах и подбрасывал эти адреса, но позже он выписывал фамилии и имена из газетных статей, где превозносили доярок, свинарок или передовых работниц фабрик. Годились ему и продавщицы, и почтальонши, и учительницы.
Джонг констатировал, что на первые шесть отправленных им писем он получает, по крайней мере, один ответ, а на третье письмо отваживается только одна из тридцати шести. Но третье письмо всегда было важной вехой — оно приносило Джонгу первую маленькую еще не рентабельную, но все же победу. В конце третьего письма Джонг в постскриптуме добавлял, что в настоящее время в магазине колонии нет почтовых марок, поэтому со следующим ответом он, возможно, задержится. Если после этого в конверте кроме письма он находил дюжину почтовых марок, то становилось ясно, что переписку стоит продолжать, хотя она и не всегда оправдывала надежды.
После третьего письма Джонг уподоблялся рыболову, который при помощи очень тонкой лески пытается вытащить крупную рыбу — он был весь внимание, тратил время, но не делал ни одного резкого движения, чтоб только рыба не сорвалась, чтоб он мог благополучно вытащить ее на берег.
Джонг любил порядок. Для ответившей он сразу же в своей учетной книге заводил чистый лист, куда заносил все сведения о далекой даме сердца, о членах ее семьи, о дальних родственниках, об успехах и неудачах в труде, об интересах, желаниях, взглядах и надеждах на будущее. Потом стать неотразимым можно было, только учитывая эти данные. Если дама сердца жила в деревне и не стремилась в город, Джонг совершенно не мог представить себя в городской толчее, но если даме сердца деревня надоела, тогда оказывалось, что у престарелой тетки Джонга есть большая квартира, тетка уже давно зовет его к себе, и ему — механику по точным приборам — на селе, конечно, делать нечего. Каждой он обещал именно то, чего ей хотелось. Если дама любила музыку, то Джонг играл на аккордеоне и рояле, если не любила — он был лишен музыкального слуха. Если какая-нибудь женщина, разведясь с мужем, не сгорала от желания официально заключить брак, то ей Джонг писал, что и не следует этого делать, а если она хотела, чтобы Джонг женился на ней и усыновил ее детей, то Джонг, ни минуты не колеблясь, решался и на это. Каждой везло, как в кино.
Созданье, приславшее почтовые марки, — в будущем он ее осчастливит — теперь должно было прислать какую-нибудь книгу. И не какую-то там беллетристику или сборник легкомысленных стихов, а нечто основательное и серьезное — «Справочник плотника» или «Техническое обслуживание трактора «Беларусь». Ведь человек с серьезными намерениями читает только серьезные книги.
Книги, присланные одной дамой сердца, Джонг незамедлительно пересылал другой. На сохранение. Он писал — теперь она может считать эти книги их первым общим имуществом, за которым последуют кровать, шкаф, стол, стулья и прочее. Второй даме сердца это придавало смелость — и она совала черту в пасть уже не только мизинец, спрашивая, не надо ли прислать что-нибудь из продуктов? Ведь ей это ничего не стоит: брат только что заколол свинью. Джонг отвечал — нет, он из принципа ничего не может от нее принять. Но между строк она читала его вздохи — вздохи изголодавшегося человека, который повстречался с сытым. И почта доставляла Джонгу посылку со свежим копченым салом и яблоками.