Посторонние! Произнеся эту классическую фразу нашего века, спикер покидает кресло. Никаких предложений относительно членов палаты еще не сделано. Торопливо собирая бумаги, три парламентских секретаря совещаются… Неожиданно они превращаются как бы в зеркальное изображение нереальности: три вороны играют в карты… Бросив уничтожающий взгляд на капитана, Роббинс и Темпл удаляются. Фильмер остается, чтобы проследить за дальнейшими событиями и зарегистрировать решения палаты общин, если таковые будут приняты. Несколько членов палаты уходят вслед за секретарями.
Член палаты общин от консерваторов из Дарнлея выкрикивает что-то в адрес капитана. До меня доносится только слово «дурак». Капитан, по-видимому, не слышит этого. Он поднимается на место для спикера и встает лицом к аудитории. Я полагаю, что он… Но происходит невероятное… В рядах оппозиции и задних рядах все встают. Солдаты… теперь там уже есть и гражданские… водят пистолетами и автоматами, как бы прицеливаясь… Но выстрелов не следует. Слышно только пение. Лидер оппозиции на полтакта отстает от мистера Хиггса, достопочтенного члена парламента от Локслейда. Остальные присоединяются к ним.
«Счастливый и славный…» — во весь голос поет национальный гимн оппозиция, выражая тем самым свое неповиновение. Это, видимо, производит впечатление…
Я так и думал: сидящие на правительственных скамьях тоже встают. У них нет другого выбора. Замешательство очевидно, но в такой момент вряд ли можно показывать отсутствие патриотического усердия… Мистер Ригли поднимается со своего места одним из первых и поет с воодушевлением. В глазах у него стоят слезы. Чувствуется, что все эти действия являются результатом нерешительности…
Никто не знает, чем все это кончится. Шесть членов палаты из лейбористов не встали, по-прежнему сидят на своих местах. О таком поведении им наверняка когда-нибудь напомнят.
Капитан между тем сидит в кресле спикера. Внешне он абсолютно спокоен и удивительно величествен. Все стараются не смотреть на него, но почти никому это не удается: каждого интересует, какова же его реакция? Пока все верноподданно мычат гимн, он остается неподвижным»…
«Говорит отдел внутреннего вещания Би-Би-Си. Через пять минут, то есть ровно в четыре тридцать, по всем радиостанциям и каналам телевидения, включая станции международного вещания, будет передано важное сообщение. Просим не выключать ваших приемников… А пока прослушайте увертюру к опере Чайковского… в исполнении…»
Нотки волнения в голосе диктора, если учесть положение, в котором он находился, вполне понятны. Со своего места у микрофона диктору была хорошо видна фигура в форме цвета хаки, восседавшая на углу стола. Мартину Бакли никогда еще не приходилось читать последние известия или какое-нибудь объявление, не сводя одного глаза с наведенного на него зловещего дула пистолета. Пистолет действовал на него значительно сильнее, чем красная секундная стрелка больших часов, неумолимо отсчитывавшая секунды, оставшиеся до четырех тридцати… Не является ли этот разделяющий их плексиглас не только звуко-, но и пуленепроницаемым?
В радиовещательном центре лейтенант Слингсби и его группа не встретили почти никакого противодействия. Автобус с военными въехал на территорию Портлендского центра за несколько секунд до четырех. Пассажиры не проявили никаких признаков поспешности или беспокойства, когда выходили из автобуса, и лениво рассматривали лондонскую панораму до того момента, пока от объекта номер один не поступил лаконичный радиосигнал: «Выполняйте». С этого момента в их действиях появилась напряженность. Автобус с шестью пассажирами направился во двор объекта номер три, а, основная группа приблизилась к главному входу. Франке, дежурный швейцар у входа, посмотрел на эту компанию далеко не одобрительным взглядом. Все они, по его мнению, имели очень неряшливый вид: нечищеные ботинки, странные для солдат прически… «Что же это происходит, с нашей армией?» — подумал он. Промелькнула и другая мысль: «Для чего они приехали сюда, да еще с какими-то приборами?.. Совсем не похожи на тех, которые приезжают для участия в радиопередачах по расписанию…» Швейцар отдал честь молодому лейтенанту, но лицо его выражало при этом явную озабоченность и недоумение.
— Добрый день, сэр. А я и не знал, что сегодня должна быть репетиция.
— Ее и не. будет, — резко заметил лейтенант. Швейцар — бывший сержант королевской армии — так и думал, и поэтому лицо его выразило еще большее недоумение. Пистолет в руках лейтенанта явился для него полной неожиданностью. Остальные члены группы раскрывали ящики и сумки с приборами…