Запись телефонного разговора по прямому проводу между президентом США и американским послом в Англии:
— Что же, черт возьми, там происходит?
— Я как раз пытаюсь узнать что-нибудь поточнее, господин президент.
— Отбросьте всякую дипломатию и сообщите мне только факты — мы же американцы!
— Гм… замешаны армейские части, но никто не знает, много их или мало… Может быть, это пустяки, а может быть, большая организация. Они забрали…
— Это мне известно! К чему идет дело?
— По-моему, обычная борьба за власть… — Но кто стоит за восставшими?
— Этого я не знаю и не могу сказать, господин президент.
— В таком случае узнайте. Держите ушки на макушке, собирайте всю информацию.
— Хорошо, господин президент.
«Вот он идет! Человек, совершивший этот фантастический переворот, выходит из здания палаты общин. Рядом с ним — его главные помощники. Насколько я могу разобраться, среди них нет ни одного в звании старше лейтенанта. Воинские подразделения пытаются оттеснить толпу, но репортеры прорываются. Его окружают не менее десяти репортеров… Целая батарея фото- и кинокамер. Этого неожиданно вышедшего на сцену человека теперь знает весь мир… Телезрители могут увидеть Вайатта в верхнем левом углу экрана… Он находится всего в нескольких метрах от статуи другого солдата, о котором газетные заголовки кричали триста лет назад… Я переключаю микрофон. Возможно, Джону Голленту удастся взять интервью на месте…»
«Нет. Шансы на разговор с этим загадочным человеком, кажется, очень малы… Капитан, который одним прыжком занял выдающееся положение в мире. Человек, который, по-видимому, добьется успеха тем, что сбросит правительство и трон… Подобного наша страна не знала. А полиция… Полиция фактически помогает удерживать толпу! Да-а, это уже… Вы можете убедиться в этом собственными глазами, если не верите мне. Полиция помогает войскам очистить путь к его машине! Уже одно это наводит на вопрос — насколько же широка поддержка восставших? Этого, кажется, никто не знает. А народ… Вы только посмотрите. Народ радостно приветствует его! Гм… Я всеми силами стараюсь приблизиться к нему, надеясь услышать несколько слов… Но нет, мне это не удается. Слишком много народа… Интересно, кто-нибудь знает, куда он… О, Букингемский дворец! Вы, может быть, слышали, как кто-то из толпы выкрикнул: «В Букингемский дворец!» Посмотрим, посмотрим… Да, в таком случае… Поскольку Вайатт уехал, ничего нового отсюда мы вам уже не сообщим, за исключением разве того, что обстановка, как вы видите сами, спокойная, а народ перед лицом такого события на редкость выдержан. Итак, мы переключаемся на Букингемский дворец. О том, что там происходит, нам расскажет Томас Марлоу…»
«Говорит Томас Марлоу. Мы находимся у памятника Виктории — за воротами Букингемского дворца. Серый дом для королей и королев… Меня окружает серая толпа… Серый осенний вечер, моросит дождь…
Серый день в истории нашей страны, запятнанный цветом хаки и холодно-стальным сверканием пистолетов и автоматов… Сейчас почти уже восемнадцать часов, и, по последним данным, Вайатт находится на пути сюда… Распространяются всякие слухи и небылицы… Почему — спрашиваем мы себя — этот человек действует так свободно? Почему он игнорирует печать и телевидение? Цензура — обязательное явление во всех резолюциях и восстаниях, и тем не менее телевидение пока ничем не ограничено. «Говорите, что хотите, делайте, что хотите, нет Никакой цензуры…» Таково первое официальное заявление Вайатта. Пренебрежение неприятно каждому. И все же вы испытываете какую-то уверенность…
Нам сообщили, что Вайатт прибыл к заднему входу во дворец… Да это и понятно: подъехать сюда через Молл, видимо, невозможно…»
6
— Это ты, Фред?
Слабый голос худенькой, небольшого роста женщины, занятой в кухне чисткой картофеля и искоса поглядывавшей на экран телевизора в гостиной, вряд ли мог дойти до слуха Фреда, когда он неуклюже ввалился в квартиру и громко, словно назло соседям, захлопнул за собой дверь.
Милли вытерла дрожащие руки о нейлоновый передник и, охваченная волнением, направилась в соседнюю с кухней комнату, стараясь не замечать грязных следов, которые оставил на ковре ее муж.
Милли хмуро уставилась на развалившуюся в кресле мрачную фигуру мужа. Она никогда не могла похвастаться особой жизнерадостностью, а после того, как вышла замуж за Фреда, апатия еще сильнее овладела ею.