С утра на следующий день толпы людей начали собираться на Парламентской площади. Небольшие группы быстро росли. Возмущенные голоса становились все громче. Дворцовая охрана сообщила о происходящем Вайатту. Бейнард, которого он послал посмотреть, в чем дело, приказал запереть большие ворота перед въездом на территорию дворца. Караулы у всех входов были усилены солдатами и добровольцами из Колчестера. Убедившись в том, что пока больше сделать ничего нельзя, Бейнард некоторое время наблюдал за толпой. Потом поспешил к Вайатту.
— Первая демонстрация, — доложил он почти без эмоций.
Вайатт тоже казался спокойным.
— Это — предохранительный клапан.
— Может быть, имеет смысл не воспринимать происходящее так, как оно выглядит: тысячи людей, прыгающие, подобно дервишам, с плакатами «Руки прочь от Родезии», «Смерть Вайатту».
Вайатт улыбнулся и подошел к окну. Казалось, его заинтересовали серые облака, нависшие над Темзой. Мимо проплыла баржа. Она направлялась к Вестминстерскому мосту. Вайатт повернулся к Бейнарду.
— Сколько у нас людей?
— Около двухсот тридцати.
— Хорошо.
Бейнард нахмурился. «Хорошо». Разве это могло что-нибудь значить в такой критический момент?
— А вдруг они начнут штурм?
— Ты знаешь приказ — дать предупредительные выстрелы, стрелять в воздух.
— А если это не остановит их?
— Это демонстрация, Гарри, а не контратака. Лейтенант ответил не по-военному спокойно:
— Лучше ты сам иди посмотри.
С этими словами Бейнард вышел из кабинета.
Зеленые газоны затоптаны. Стройные ряды кустарника и осенние цветы помяты. Протестующая толпа начала заполнять улицу, затрудняя в эти утренние часы «пик» движение транспорта. Самые отчаянные уже собрались у одного из дворцовых входов, поддразнивая караульных. Вайатт во избежание неприятностей приказал запереть и завалить мешками с песком вход. Он обратил внимание на то, что полиции на улице не было.
Из узла связи Вайатт позвонил Френчу в Тауэр. Цыган нервничал. «Это только демонстранты. Ведут себя довольно спокойно. Порядка не нарушают. Люди на своих местах. Беспокоиться нет оснований», — сказал ему Вайатт.
Через три часа должны были отправиться первые транспортные самолеты с войсками. Все было готово к их вылету в Лусаку.
А пока у Вестминстерского дворца гудела толпа. Родезийский премьер выступил по радио с обращением к стране и всему миру. Дрожащим голосом он заявил, что мобилизация завершена, пограничный контроль усилен и что Родезия будет сражаться до последнего против «агрессии, вдохновляемой чернокожими экстремистами».
«Мы хотим, чтобы английский народ знал, — заявил премьер, — что мы не боимся Вайатта, как, по-видимому, его испугались англичане. Возможно, мы будем сражаться и за их свободу и за свою».
Задиристая речь родезийского провокатора номер один. И удивительно — нет и намека на просьбу о переговорах. Эта речь, видимо, пришлась по вкусу тем лицам белой расы, которые считают себя чистейшими африканцами Европы. Однако иностранные обозреватели отметили, что в Солсбери выглядели радостными только те родезийцы, которые относились к числу африканских африканцев. Никто не просил их воевать против кого-нибудь.
И все же ничего не случилось, по крайней мере в Лондоне, центре событий. Толпа вела себя на редкость дисциплинированно. Самым драматическим эпизодом было появление депутации молодых консерваторов из Уимблдона. Эти идеалисты пришли в министерство обороны требовать отмены политики агрессии «во имя благоразумия». Депутации вручили короткий меморандум о том, что министерство этими вопросами больше не ведает. Протесты были направлены в ООН.