— Ты идёшь? — с раздражением спросила любимая. Джаред поспешил следом.
Они прошли длинный тёмный коридор, прежде чем попали в огромное помещение, масштабы которого потрясали воображение. Стены из отполированного чёрного камня бугрились кабелями, повсюду жужжало оборудование, но главное, прямо посреди зала, стояло воткнутое в пол распятие, опутанное проводами. Джаред содрогнулся: именно то, что он видел.
На кресте висел не человек — обрубок. Ног у него не было, исхудавшие, бледные руки тряслись, скрюченные пальцы цепляли воздух. Тело постоянно дёргалось, лицо под терновым венком, полускрытое длинными седыми космами, корчилось от невыносимой боли. Рот застыл в безмолвном крике. От одного вида таких великих страданий Джареду чуть не стало плохо.
«Теперь ты видишь?» — завопил Корвус.
Перед распятием стояла группа людей. Мужчина с густой чёрной шевелюрой повернулся к Мире. Вытянутое, острое лицо, высокие скулы, пронзительные серые глаза — семейное сходство нельзя было не заметить. Видавшая виды кожаная куртка, потёртые джинсы и грязные кроссовки не могли скрыть врождённого благородства. Рядом с мужчиной стояло несколько человек в деловых костюмах и перчатках, а также представители Медцентра в белых халатах. Лица людей напоминали каменные скульптуры. Страдания обрубка их не смущали, напротив — казалось, что они скучают. Всполохи вокруг креста потрёскивали и периодически обливали помещение синим цветом.
Мужчина в кожаной куртке поклонился, прислонив ладонь к груди:
— Привет, сестра, — произнёс он. — Какими судьбами?
— Джаред, познакомься — мой брат, принц Уильям, — произнесла любимая.
— И не просто брат, а близнец, — усмехнулся мужчина, его лицо осветила искренняя ребяческая улыбка. Джареду шурин уже нравился.
— Только его узаконили, а меня нет, — фыркнула Мира. — Отцу хватило одной дочери.
— И одного сына, — добавил Уильям. — Ты уже забыла про Мария?
— Не будем о нём, хорошо?
Где-то на краю сознания мелькнула птицеподобная тварь. Джаред моргнул, тень испарилась. Крест продолжал трещать всё сильнее.
— Не ожидал тебя здесь увидеть.
— Я и не собиралась приходить, — буркнула Мира. — Но всё испортил он. Смотри.
Она перекинула брату рисунок, сделанный Джаредом. Серые глаза с длинными ресницами дрогнули.
— Ты ничего ему не говорила?
— Обижаешь.
— Проклятье. И что он сказал?
— Корвус.
По красивому лицу принца заходили желваки.
— Как тогда… — прошептал он. — Записи не лгали, чёрт их дери.
Принц повернулся к Мире:
— Мы можем ему доверять?
— А у нас есть выбор? Вполне возможно, он знает больше нас.
— Я не имею ни малейшего понятия, что происходит, — признался Джаред. — Но эта тварь внутри подсказывает мне что-то. Или мне кажется, что подсказывает.
— Значит, ты заразился, — заключил Уильям, будто это всё объясняло.
— Чем?
— Эдемом. Ты видишь только этого Корвуса?
— Я его не вижу. Скорее, он будто наблюдает за мной, с края сознания.
— Что же, тогда знание станет твоей главной силой, — заключил Уильям кивнув сестре.
— На том распятии подвешен мой отец, — сказала Мира. — Король Карл Лоренс.
— Но кто тогда был в тронном зале?
— Просто актёр, — врезался в разговор Уильям. — Видишь ли, около восьмидесяти лет назад мой отец захватил власть и устранил предыдущего короля, Артура Пендлтона. Раньше короли менялись каждые десять лет. Но отец всё разрушил. Он думал, что захватывает власть, но оказалось, что взваливает на себя непосильную ношу. Волю распятого короля обычно исполняла контрразведка. Они пытались ему сказать, пытались объяснить… Но он казнил всех. Цикл разорвался.
— Двадцать лет назад Уильям нашёл это место, — продолжила Мира. — На кресте был распят настоящий Артур Пендлтон.
— То есть тот, которого убил ваш отец, тоже был фальшивкой?
Уильям невесело усмехнулся:
— Вот именно. Предыдущие короли были жертвами. В течение десяти лет системы Города поддерживали в них жизнь, чтобы они страдали на кресте. Когда их срок кончался, приходил новый. Но Пендлтону пришлось прострадать в шесть раз больше. Когда мы нашли его, от тела почти ничего не осталось.
Синие всполохи превращали лицо принца в бледную маску.
— Мне было пятнадцать, когда я открыл эту комнату. Я всегда интересовался древностью. Исследовал записи Библиотеки, рылся в Информатории. Никто, кроме меня, не пытался расшифровать письмена на троне. На них ушло два года. Отец никогда меня не ограничивал и давал в поддержку лучших учёных и лингвистов.