Другие, подобные ему, пересекали мой путь. Их разделял дух самоуверенности в успешном совершении немыслимых дел и вера в собственную гениальность, которая убедила их в непроницаемом иммунитете к возмездию. Еще до того, как он заговорил, я уже знал доктора Лотара Инуриса уже как человека, чья природа не позволяла ничего, кроме лжи.
Он улыбнулся и поклонился. Он поднял одну из своих гибких рук в нерешительном приветствии и подошел ко мне. Я встал, чтобы поприветствовать его.
— А, — сказал он. — На мгновение я подумал, что мы потеряли тебя. И это было бы очень печально. Но прости меня. Прости мою невоспитанность. Мне еще предстоит представиться. Позволь мне. Я доктор. Лотар Инурис.
В руке, которую он протянул мне, не было силы. Я оказал ему всю доброту, на которую был способен. — Приятно познакомиться, доктор, — ответил я. «Я Николас Андерсон».
"Американец, я полагаю," сказал он.
— Действительно, — сказал я.
«Дорогие люди, — сказал он. «Европа многим вам обязана».
«Спасибо, что сказали это, доктор», — ответил я. «В противном случае, насколько я читал, нам здесь не всегда рады».
— Да, — сказал он. «Есть те, кто забыл, но я не из их числа. Для тех, кто забывает, лучшее отношение — это терпимость».
"Ну, доктор, могу я предложить вам что-нибудь выпить?"
Он с сожалением покачал головой. — Я ценю вашу щедрость, мистер Андерсон, но, боюсь, мне придется отказаться. Причина, по которой я здесь, не светская, а чисто профессиональная».
Я встал между ним и девушкой, которая осталась за столом. Он наклонил голову в ее сторону, еще больше понизив свой и без того мягкий, культурный голос.
Это был голос, разрывающийся от намеков. И именно этот второй голос был призван произвести впечатление на слушателя. Превосходный интеллект Инуриса, его непревзойденные способности, его искренность из лучших побуждений и, если всего этого окажется недостаточно, опасность насмехаться над человеком, чьи два товарища могут быть сочтены способными применить силу.
«Если вы знакомы с Европой, мистер Андерсон, — сказал он, — и особенно с Южной Америкой, вы, возможно, знаете, что титул доктора используется довольно свободно. Но в моем случае это титул, заработанный и приобретенный после многих лет упорного обучения. Я доктор медицины, мистер Андерсон, специалист по хирургии, которая в какой-то степени представляет собой механическое искусство. Признавая это и не имея намерения игнорировать стимуляцию интеллекта, я попытался приобрести дополнительные специальности. Я также психиатр с практикой, которая, — он сверкнул глазами на девушку, — посвящена самым сложным случаям.
Я полагал, что было бы нормально расшевелить его своим ликованием. — Итак, вы мастер?
Я был вознагражден дрожью, пробежавшей по его телу. — Да, — сказал он, пытаясь засмеяться. — Полагаю, так нас называют в Америке. Очень интересный и примитивный термин. Но я не должен отвлекаться. Как я и собирался сказать, эта юная леди оказалась одной из моих пациенток.
Я понизил голос до ошеломленной конфиденциальности. — Вы имеете в виду, что она больна, доктор?
Доктор Инурис изо всех сил старался быть терпимым, но я видел, что изо всех сил испытываю его терпение. — Ну, это довольно общий термин, если так выразиться. В профессиональном плане все гораздо сложнее. Но скажем так, не нарушая отношений между врачом и пациентом и не вдаваясь в технические описания, что юная леди страдает серьезным эмоциональным расстройством».
— Я понимаю, — сказал я. — Ты мог бы меня обмануть. И ты надеешься, что это так, сказал я себе.
«Не все эмоциональные болезни проявляются таким образом, чтобы их могли легко распознать неспециалисты вроде вас».
— Полагаю, что нет, — сказал я.
Доктор Инурис улыбнулся мне. «Я рад, что у вас такой широкий кругозор, мистер Андерсон, — сказал он. «Гвидо ясно дал мне понять, что ваше поведение по отношению к нему в казино было, как бы это сказать, несколько воинственным».
— Да, — сказал я. — Но, с другой стороны, этот ваш джентльмен был не совсем то, что вы называете дружелюбным с этой молодой леди. Я имею в виду, что он причинил ей боль, и она, похоже, не особенно стремилась к его компании.