- Не ушиблись, папаша? Тряхнуло немного, да?
- Со мной все в порядке, спасибо.
- Не сомневаюсь. Лучше и быть не может.
Он сел на свободное место рядом с миссис Эванс, которая с улыбкой сказала:
- Ну разве сегодня не восхитительный день?
Он согласился. День был действительно чудесным, особенно теперь, после грозы. Огромные кучевые облака постепенно растворялись в ласковой голубизне неба; запахи чистого влажного асфальта, сырой земли и зелени все усиливались. Откинувшись на спинку кресла, Джон буквально упивался этим ароматом. И пока он с наслаждением созерцал природу, в восточной части неба, сначала робко, а затем во всей своей красе, засияла огромная двойная радуга. Джон посмотрел на две дуги в небе и загадал два желания - одно для себя, другое для Марты. Повсюду, куда бы он ни посмотрел, казалось, лежали отблески многокрасочных радуг. Теперь, когда скрылось солнце и на небе сияли только две радуги, даже пассажиры выглядели моложе, счастливее и наряднее. На душе стало легко, привычная ноющая боль одиночества куда-то отступила.
Они прибыли точно по расписанию: чтобы наверстать упущенное время, новый водитель выжал из автобуса все, на что тот был способен, и даже больше. Над дорогой вздымалась громадная арка: "ВСЕАМЕРИКАНСКИЙ ПРАЗДНИК И ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ВЫСТАВКА" - и ниже: "МИР И ДОБРЫЕ ПОЖЕЛАНИЯ ВСЕМ". Автобус проехал под аркой и, тяжело вздохнув, остановился.
Миссис Эванс тут же вскочила.
- У меня встреча - я должна бежать! - Она заторопилась к выходу и, крикнув на ходу. "До встречи на проспекте, молодой человек!", так исчезла в толпе.
Джон Уоттс вышел последним и обратился к водителю:
- Э-э, я насчет своего багажа. Я бы хотел... Но водитель уже снова запустил мотор.
- Не беспокойтесь за свой багаж! - выкрикнул он. - О вас позаботятся. - И огромный автобус тронулся с места.
- Но... - начал было Джон Уоттс и замолчал - автобус уже ушел. Все прекрасно - но что ему делать без очков?
Позади него послышались звуки карнавала, и он решился. В конце концов, подумал он, завтра будет видно. Если мне не удастся что-то рассмотреть издали, я всегда смогу подойти поближе. Он встал в конец очереди у входа и вскоре был уже на территории Выставки. Несомненно, это было самое грандиозное шоу, которое когда-либо устраивали на удивление человечеству. По размерам оно в два раза превосходило все виденные им до сих пор шоу под открытым небом; оно было ярче самых ярких огней; современнее, чем все современное; оно было ошеломляющим, изумительным, потрясающим, внушающим благоговение, супершикарным - и наконец, очень веселым. Все общества и организации Америки прислали на этот удивительный праздник все самое лучшее, что у них было. Здесь были собраны замечательные вещи от П.Т. Барнума, от Рипли и от всех крестников Тома Эдисона. Сокровища богатейшей земли и плоды труда умных и трудолюбивых людей со всех концов обширного континента соединились в одно целое с народными фестивалями, ежегодными торжествами, праздниками и со всем богатством карнавальных традиций. То, что получилось в результате такого соединения, было таким же типично американским, как слоеный торт с клубничной начинкой и кремом; таким же ярким и богато украшенным, как рождественская елка, - и все это лежало теперь перед ним, шумное и полное жизни, с толпами счастливых и празднично настроенных людей.
Джонни Уоттс глубоко вздохнул и с головой окунулся в праздничный водоворот.
Он начал с экспозиции достижений юго-западных факторий и выставки скота, откормленного на убой, где он провел целый час, восхищаясь смирными беломордыми бычками, толстыми и массивными, как конторки с плоским верхом; вычищенными скребницей и отмытыми до блеска, тщательно причесанными с головы до кончика хвоста. Затем он полюбовался на крошечных черных ягнят одного дня от роду на тонких каучуковых ножках, на жирных овец, чьи широкие спины становились еще более плоскими и жирными от шлепков парней с серьезным взглядом, сосредоточенным на голубых ленточках главного приза. По соседству он обнаружил выставку Помоны с огромными степенными першеронами и грациозными белогривыми лошадьми пегой масти с ранчо Келлога.
И бега. Они с Мартой всегда любили бега. Он выбрал небольшую лошадку с симпатичной мордой, поставил на нее, выиграл - и отправился дальше, ведь так много еще нужно было посмотреть. Здесь были и яблоки из Якимы, и роскошные вишни из Бьюмонта и Баннинга, и персики из Джорджии. Где-то вдалеке оркестр наигрывал: "В Айове, в Айове - вот где растет высокая кукуруза".
Прямо перед собой Джонни увидел киоск, где продавали розовую сахарную "вату". Марта любила это лакомство. Когда им приходилось бывать на ярмарках в Мэдисон Скуэр Гарден или Империал Каунти, первым делом она всегда подходила к киоску с сахарной "ватой".
- Большую, милая? - пробормотал он сам себе. У него было такое чувство, что если он сейчас обернется, то увидит, как она согласно кивает.
- Большую, пожалуйста, - попросил он продавца. Пожилой продавец, одетый в просторную куртку и плотную рубашку, торговал этой розовой паутиной с каким-то благородным изяществом.
- Разумеется, сэр, других у нас и не бывает.
Он ловко свернул бумажный "рог изобилия" и протянул покупателю. Джонни подал ему монету в полдоллара. Мужчина разжал пальцы - монета исчезла. Похоже, процедура продажи товара на этом завершилась.
- Это стоит пятьдесят центов? - робко поинтересовался Джонни.
- Вовсе нет, сэр. - Старый фокусник вынул монету из-за лацкана пиджака Джонни и отдал ее прежнему хозяину.
- За счет фирмы. Вы ведь от них, я вижу. В конце концов, что такое деньги?
- Спасибо вам, конечно, но я совсем не "от них", знаете ли.
Старик пожал плечами.
- Если вы желаете оставаться инкогнито, то кто я такой, чтобы спорить с вами? Но ваши деньги здесь не пригодятся.
- Как? Не может быть!
- Сами увидите.
Джонни почувствовал, что кто-то трется об его ногу. Этим "кем-то" оказалась собака той же породы, а вернее, Той же беспородности, что и Бродяга. Она была удивительно похожа на Бродягу. Подняв голову, собака посмотрела на него и завиляла не только хвостом, но и всем телом.