- А часто он попадал в эти самые обстоятельства?
- Несчастья словно преследовали его. С ним то и дело случалось что-нибудь ужасное. Дела у него шли все хуже и хуже... как и у бедного Эрскина, который к этому времени уже едва мог поднимать веки.
- Миссис Коллинз, так сколько же денег вы переслали Мондрагону?
- Ну, примерно несколько тысяч долларов, то ли пять, то ли шесть, то ли семь, я уж и не помню. Понимаете, ведь прошло целых одиннадцать лет... Последние четыре года Эрскин провел в специализированной клинике, домашний уход уже был для него недостаточным. Я сидела у него каждый день, сидела часами, до самой его смерти.
- А когда он умер?
- В прошлом году четырнадцатого ноября. Не стану описывать вам последние дни его жизни, - она опустила жалюзи и смолкла. - Мне самой требовался санаторий, - сказала она после молчания. Потом своенравно вскинула голову. - А теперь я еду к Пьеру. Он даже и не знает, что я к нему еду. Это будет для него сюрприз. А Эрскин... Я уже так много успела позабыть из того ужасного, что со мной случилось. А рядом с Пьером я забуду все остальное. Я ведь уже говорила вам, что начинаю новую жизнь.
- Ну да, а я пожелал вам счастья в этой новой жизни, - сказал я, - а теперь желаю его вторично.
- Благодарю вас, мосье Руайан, - и она серьезным видом протянула мне руку. Потом снова улыбнулась. - Я уже заказала себе номер в "Карлтоне". И оттуда позвоню Пьеру и скажу ему, что я вернулась. Навсегда.
- И вы хотите навсегда оставить Нью-Йорк?
- Да. Банком будут теперь управлять люди, пользующиеся моим абсолютным доверием. Нашу большую квартиру я уже ликвидировала, едва Эрскина положили в больницу. Теперь у меня есть только небольшие апартаменты в пентхаусе. Я думаю, что останусь в Сен-Поль-де-Вансе... или там, где пожелает Пьер. Он ведь так много путешествовал на своем веку... Я буду ездить с ним, - она зевнула.
Я встал и позвонил.
Тотчас появился лысый проводник.
- Уберите, пожалуйста, бутылки и бокалы, - сказал я и отступил в коридор, чтобы дать ему место. Он вышел из купе миссис Коллинз с подносом.
- Сколько там всего? - тихо спросил я. Он назвал сумму. Я сунул ему в руку несколько бумажек. Больше, чем полагалось за шампанское, и он поблагодарил меня.
Миссис Коллинз сидела на постели и по-прежнему глядела на стенку купе. У нее был теперь совершенно отсутствующий вид. Но улыбка так и осталась у нее на лице.
Я подошел к ней.
- Доброй вам ночи, миссис Коллинз. Пусть хороший сон унесет вас в вашу новую жизнь.
- О да, - отвечала она, - так оно и будет. Вы только представьте себе: еще несколько часов - и я снова с ним.
Коридор спального вагона заполнялся людьми, которые вышли из своих купе большинство, не успев даже толком одеться. Все они наблюдали за действиями слесаря, который сквозь щель приоткрытой двери пытался распилить предохранительную защелку в купе миссис Коллинз. Слесарь был толстый, в синей спецовке. Он стоял перед дверью на коленях, а рядом с ним стоял молодой врач в белом халате, позади ждали двое пожарных. Прошло не менее четверти часа, прежде чем все они собрались.
И все молчали. Слышен был только омерзительный визг пилы по металлу. Некоторые из женщин были еще в пеньюарах, некоторые мужчины в пижамах или хоть и в брюках, но в нижних сорочках. Молодой врач держал большую черную сумку. Между пожарными на ковровой дорожке коридора стоял красный аппарат искусственного дыхания. В узком коридоре стало тем временем очень жарко.
Вжик.
Слесарь перепилил защелку. И распахнул дверь. Любопытствующие пассажиры ринулись к ней.
- Отойдите! - взывал Эмиль, лысый проводник. - Дамы и господа, прошу вас, отойдите. Освободите проход. Пожалуйста, вернитесь к себе.
Но просьбы его оставались тщетны. Люди подступили еще ближе.
Врач скрылся в темном купе. Несколько минут его не было видно. Снова воцарилась тишина. Потом врач сказал что-то, чего я не понял. Пожарные подняли свой аппарат с маской для носа и рта и тоже скрылись в купе. Немного погодя один из pompiers вышел в коридор и начал поспешно прокладывать себе дорогу сквозь людскую толпу. Я увидел, как он бежит по платформе.
Из купе вышел молодой врач.
- Она что?.. - спросил я.
- Да, - ответил молодой врач. Он был очень хорош собой, южного типа, с черными волосами и черными глазами.
- Merde, - сказал проводник.
- Сердечная недостаточность или инфаркт, - сказал молодой врач, - во сне.
- Но ведь у нее было такое прекрасное настроение, такие надежды, по-идиотски возразил я.
- Любой человек может в любое время умереть от инфаркта. Вы ведь были вечером с этой дамой?
- И долго, - отвечал я, - она рассказывала мне одну историю из своей жизни.
- А куда она ехала?
- В Канн, - сказал проводник.
- Ее ждут в Канне? - молодой врач поглядел на меня.
- Нет, - ответил я, - она хотела остановиться в "Карлтоне". После одиннадцатилетнего перерыва она впервые снова выбралась на Лазурный берег.
На этом я оборвал свою речь. Мне никак не хотелось рассказывать молодому врачу историю миссис Коллинз. Да и он не собирался ее выслушивать. Он лишь холодно сказал:
- Ее надо немедленно вынести из поезда. Необходимо вскрытие. Она ничего не говорила о своих родственниках?
- Она говорила только про своего мужа. Этот умер полгода назад. Других родственников она не поминала. Думаю, их у нее и нет.
- Мы нашли в сумочке ее паспорт, - сказал врач. - А вы куда едете?
- Тоже в Канн. Я собираюсь там работать. А жить я буду в "Мажестик".
- Могут возникнуть еще какие-нибудь вопросы. И тогда полиция попытается разрешить их при вашем содействии, мосье...
- Руайан, - и я протянул ему свою визитную карточку.
- Спасибо, - и он сунул карточку в нагрудный карман. - Вы не сердитесь. Покойница была иностранкой, а на этот счет у нас есть свои предписания и законы.
- Ну само собой, - отвечал я, - предписания и законы.
Пожарный, который первым выбежал из купе, пробился к нам через толпу в коридоре. Он имел при себе сложенное одеяло мерзкого серого цвета, с которым и исчез в купе миссис Коллинз. Его коллега, напротив, вышел из купе с аппаратом искусственного дыхания. Он нес также большой черный чемодан миссис Коллинз и грубо расталкивал публику в коридоре. Я видел, как он поставил на перрон чемодан и аппарат. Потом, обливаясь потом, снова вошел в купе.