Владимир Смолович
Человек, который стал богом
Часть 1
— Я специалист по черной магии.
«На тебе!..» — стукнуло в голове у Михаила Александровича.
— И… и вас по этой специальности пригласили к нам? — заикнувшись, спросил он.
— Да, по этой пригласили, — подтвердил профессор и пояснил: — Тут в государственной библиотеке обнаружены подлинные рукописи чернокнижника Герберта Аврилакского, десятого века. Так вот требуется, чтобы я их разобрал. Я единственный в мире специалист.
Одной из первых книг, прочитанных мною в детстве, стал сборник мифов и легенд древней Греции.
Сейчас я могу сознаться в том, в чем бы ни за что не сознался бы в детстве — ничего не понял. Но стремился понять, это стало навязчивой идеей — разобраться в персонажах тех легенд, их связях и в их стремлениях.
Первое, что я усвоил — боги похожи на людей. В книге было множество иллюстраций — фотографии скульптур Зевса, Посейдона, Аида. Такими я их и представлял — похожими на людей, но более рослыми и могучими. И, главное, бессмертными.
Богам приписывался дар прорицания, и это заводило меня в тупик. Если они могли предвидеть будущее, то должны были знать, что появятся машины, электричество и телевидение. А предвидя телевидение, должны были немедленно пожелать телевизоры себе. Но этого не случилось. Я сделал вывод, что всемогущество богов — обман, иллюзия. Кран поднимает тяжелый груз на высоту в десятки метров, но на этом его всемогущество, как крана, заканчивается. Для копания ямы полагалась обращаться к другому машинному богу — экскаватору, тот был силен в рытье ям, и только в этом состояло могущество экскаватора.
Такая картина мира меня вполне устраивала, вместе с ней я вырос — оставаясь убежденным, что основное преимущество богов перед людьми — это бессмертие. Если впереди неограниченное количество времени, то можно решить любую проблему, и тем самым приблизиться к всемогуществу. Если надо подождать пару тысяч лет — не беда. Что такое пара тысяч лет для бессмертного бога?
По мере взросления проблемы бессмертия и всемогущества богов у меня перемещались на второй, затем на третий план и в конце концов затерялись в калейдоскопе детских воспоминаний.
А вот всплыли вновь.
Философы утверждают, что общество развивается по спирали. Моя спираль совершила полный круг и вернулась на старую позицию, но уже в ином качестве — как и предсказывал великий Гегель.
Сегодня — последний день перед тем, как я стану богом.
Часть 2
Монах не сводил глаз с крючковатой палки, которая была в руках у крестьянина, опасаясь того, что он ещё раз пустит её в ход. Но старался говорить спокойно. Это было его основное оружие.
— Я не спрашиваю тебя о том, что говорят другие. Я прошу объяснить — почему ты считаешь её ведьмой?
Монах делает сильное ударение на слове «ты», выделяя его так, что на это уже невозможно не обратить внимание. При этом он старается оставаться спокойным — это признак силы. Крестьянин оглядывается на товарищей и, не находя поддержки, бурчит под нос:
— Её красота — от дьявола.
— Красота Аз-Захры тоже от дьявола?
Крестьянин открывает рот и замирает в испуге. Не услышал бы кто из воинов халифа такие слова! Сомневаться в небесной красоте Аз-Захры, матери Халифа — это не желать себе добра, а может быть, и жизни. Монах внутренне торжествует, хотя и понимает, что балансирует на острие ножа. И потому добавляет:
— Великий халиф Аль-Хаким — да продлится его власть над нами — учит нас понимать красоту и уважать ее. Посмотрите — в какую оправу он поместил жемчужину своей короны!
Монах указывает в сторону дворцового комплекса Медина Ас-Сара, который начал ещё строить халиф Абд-ар-Рахман, отец нынешнего халифа для Аз-Захры. До дворцов недалеко — быстрым шагом за час можно дойти.
— Ты грамотный, тебе виднее, — идёт на попятную крестьянин с неприятным лицом. — Но посмотри — у неё ни креста на шее, ни платка на голове. Кто же она? Кто муж её?
Монах бросает быстрый взгляд на прижавшуюся к скале девушку. Ей лет двадцать, а — может быть — и все двадцать пять. В таком возрасте нельзя не быть замужней. Вдова?
— Если хочешь спросить — спроси, а не кидай камнями.
— Не камнем я в неё кидался, а навозом, — крестьянин отступает ещё на шаг.
— Твоя рука не дрогнула лишь потому, что ты не спросил имени её отца, — в глубине души монах торжествует. Про отца он, разумеется, придумал для большей убедительности — но эта женщина явно не из бедной семьи. Но глупый крестьянин не рискнёт переспросить — кто же её отец.