Отец сокрушается, глядя на мою голову в шлеме, закрытом мягкой красивой шапочкой — чепчиком.
— “Они” знают, что ты сейчас разговариваешь со мной?
Отец выделяет слово “они”, подразумевая под этим сотрудников лаборатории. Я киваю, и добавляю, что пока они регистрируют сам факт разговора содержание пока недоступно.
— Пока… — отец качает головой, сознавая скоротечность такого состояния. — Они видт, что тебе снится?
Я объясняю, что сны при просмотре через компьютер очень нечетки. Словно на камере, фиксировавшей их, сбита резкость. Надо терпеть, идет изучение высшей нервной деятельности человека.
Нам предписано быть абсолютно откровенными. Во всем, что касается эксперимента, и что не касается.
Часть 4
Когда Меридиана растолкала его, было уже утро. Он это понял по косым лучам, пробивавшимся сквозь расщелину в дальнем конце пещеры. На столе Герберт увидел миску с бобами, орехами и ягодами, лепёшку и сыр.
— Ешь и уходи, а то твой епископ начнёт беспокоится. Ему незачем знать о том, чем мы занимались ночью.
Герберт набросился на еду с жадностью. За последний день он нарушил такое количество данных обетов, что можно было позволить себе не думать об умеренности.
Меридиана сидела напротив, и любовалась Гербертом, почти не притрагиваясь к еде.
— Вчера я говорила, что в тебе сочетаются сила и наивность. Ночь подтвердила это.
И добавила совсем непонятное:
— Жемчужина…
Разве Герберт женщина, чтобы сравнивать его с жемчужиной?
Завтрак он запил стаканом кислого вина. Встал, подошёл к Меридиане. От запаха её тела у него закружилась голова, и он, не помня себя, набросился на неё с поцелуями и объятиями, потащил к лежанке и продолжил то, чему посвятил ночь.
Когда напряжение спало, и он откинулся прочь. Меридиана легко соскочила с лежанки.
— Abiens abi! (Уходя уходи) — она стащила его с лежанки, помогла одеться и подтолкнула к выходу.
— Но приходи ещё. Ты получишь награду, которую никто никогда не получал. Иди же!
Это фраза — «никто никогда» — звучала в ушах всё дорогу и мешала придумывать правдоподобное объяснение собственному отсутствию.
Придумывать не пришлось. Он проскользнул в библиотеку Халифа почти за спиной епископа Ато и прошёл в дальнюю часть зала, которая из-за колон не просматривалась от входа. Быстро нашёл помеченную накануне книгу, положил её на стол и углубился в чтение. Теперь епископу сложно будет догадаться, когда он пришёл.
Но епископ и не пытался узнать, когда пришёл молодой монах.
— Ты прошёл мимо и даже не поприветствовал. Чем занята твоя голова?
Монах немного помолчал. Пауза будет к месту.
— Почему люди злые? — спрашивал монах вместо ответа.
Такой вопрос вместо ответа заставил — на секунды — задуматься епископа. Он посмотрел внимательно на монаха, его взгляд спрашивал — почему ты спрашиваешь такое?
— Я видел, как крестьяне бросали комьями земли и навоза во вдову. Только за то, что она вышла из дома без платка.
Епископ понимающе кивнул головой.
— Это от темноты и невежества. Невежественный человек не в состоянии поставить себя на место другого. Подумай, разве бы такое позволили себе те, кто прочитал хотя бы одну книгу? Ты заступился за неё?
Монах кивнул.
— И тебя били палкой? Я вижу, что рясу твою штопала женская рука.
Герберт в очередной раз удивился наблюдательности епископа.
— Правильно поступил. Если дела твои будут расходиться со словами твоими — кто тебе поверит?
Часть 5
Мы развивали наши чувства. У человека много чувства. Не только те пять, о которых мы вспоминаем обычно. Чувство голода. Чувство равновесия. Еще мы чувствуем холод и жару.
Отдельно — сложные чувства. Чувство страха. Чувство ненависти. Или чувство любви. Можно ли их загнать в глубину памяти, чтобы вызывать по мере необходимости? Но разве любовь может существовать сама по себе, вне связи с предметом любви? А если я люблю двоих сразу? Будет разница?
Область памяти в биоэлектронном кристалле кажется нам — а может, нашему подсознанию — какой-то далёкой и непривычно глубокой по своему объёму. Мы учимся потихоньку перегонять туда всё, с чем сталкиваемся, в первую очередь — зрительные и слуховые образы.
Аналитики вытаскивают из глубокой памяти всё, что туда попало, и пытаются расшифровывать. Вытаскивать из биоэлектронной памяти информацию просто — творение рук человеческих, её строение известно. Но при переносе образов из биологической памяти в биоэлектронную, образы меняются, трансформируются. Словно другая кодировка.