– Меня зовут Курт Валландер, я из полиции, – сказал он, лихорадочно роясь в карманах в поисках удостоверения. – Мне очень нужно поговорить с вами, если вы, конечно, ничего не имеете против.
Фру Дюнер открыла дверь, впустила его и протянула вешалку. Он повесил свою мокрую куртку, и она пригласила его в гостиную с натертым до глянца паркетным полом и окном во всю стену с видом на небольшой садик с задней стороны дома. Он осмотрелся – в этой квартире ничто не было случайным, вся обстановка, все украшения были поставлены в строго продуманном и, по-видимому, никогда не нарушаемом порядке.
«Наверное, у нее и в адвокатском бюро такой же порядок, – подумал он. – Какая разница – поливать цветы или работать с документами… важно, чтобы все шло по строгому плану, никаких отклонений, никаких случайностей».
– Присаживайтесь, – сказала она звучным голосом с неожиданно надменной интонацией. Валландер почему-то представлял, что эта невероятно худая седая женщина должна разговаривать тихим, едва слышным голосом. Он сел в старинное плетеное кресло и устроился поудобнее. Кресло заскрипело.
– Не угодно ли чашку кофе? – спросила она.
Он отрицательно покачал головой.
– Чай?
– Нет, спасибо. Я хочу задать вам всего несколько вопросов и сразу уйду.
Она присела на краешек цветастого дивана по другую сторону стеклянного журнального столика. Валландер вдруг сообразил, что у него нет с собой ни ручки, ни блокнота. Он даже не позаботился приготовить первые несколько вопросов, а ведь это было одним из неизменных правил, которые он свято соблюдал. За многие годы службы он понял, что как при допросах, так и в беседах со свидетелями нельзя работать наугад.
– Прежде всего, хочу принести вам искренние соболезнования по поводу случившегося. Я видел Густава Торстенссона всего несколько раз, но со Стеном был хорошо знаком.
– Я знаю, – сказала фру Дюнер. – Он помогал вам в бракоразводном процессе.
Не успела она это произнести, как Валландер вспомнил. Именно она встретила их с Моной, когда они пришли в адвокатскую контору… может быть, она не была такой седой тогда… чуть, кажется, пополнее – но он все равно удивился, что не сразу ее узнал.
– У вас хорошая память.
– Я могу забыть имя, – сказала она. – Но не лицо.
– Та же история со мной.
Они помолчали. По улице прошла машина. Валландер подумал, что ему следовало бы повременить с этим разговором. Он просто-напросто не знал, какие вопросы он должен задать, не мог придумать, с чего начать разговор. К тому же ему вовсе не хотелось вспоминать мрачные дни развода с Моной.
– Вы уже говорили с нашим сотрудником Сведбергом, – наконец произнес он. – К сожалению, в процессе трудного следствия часто возникает необходимость в дополнительных вопросах и уточнениях. И не всегда удается сделать так, чтобы эти вопросы задавал один и тот же следователь.
Валландер мысленно застонал от отвращения – господи, что за казенный, неуклюжий язык! Он с трудом удержался от того, чтобы встать, извиниться и уйти. Попросту – сбежать.
– Я не буду задавать вопросы о том, что мы уже знаем, – сказал он. – Можете не повторять рассказ, как вы пришли утром в контору и нашли тело Стена Тостенссона. Если, конечно, вы не вспомнили ничего существенного.
– Нет, – уверенно ответила она. – Ничего существенного я не вспомнила.
– Накануне убийства, – продолжил Валландер. – Когда вы ушли с работы в тот день?
– В шесть. Может, пять минут седьмого, но не позже. Я проверила несколько писем, распечатанных фрекен Лундин. Потом позвонила господину Торстенссону и спросила, нужна ли я еще на работе. Он сказал, что на сегодня рабочий день закончен, и пожелал приятно провести вечер. Я взяла плащ и ушла.
– И заперли за собой дверь… Значит, Стен Торстенссон остался в конторе один?
– Да.
– А чем он собирался заниматься так поздно.
Она поглядела на него с удивлением:
– Продолжить работу, разумеется. Адвокат с таким количеством дел, как Стен Торстенссон, не может просто все бросить и уйти домой.
Валландер кивнул:
– Я понимаю, что он работал. Я хотел узнать, было ли у него какое-то дело, требующее особой спешки?
– Все дела требуют особой спешки. После убийства отца все его дела перешли к Стену, так что он просто задыхался от работы. Это же понятно.
Валландер насторожился:
– Вы говорите об автокатастрофе?
– Разумеется! О чем же еще?
– Но вы сказали «убийство»!
– Человек умирает, или его убивают. Умирают в своей постели, от болезни или чего-то еще, что принято называть естественными причинами. Но если человек погибает в автокатастрофе… Сознайтесь, это же не естественная смерть? Значит, он был убит.
Валландер медленно наклонил голову, соглашаясь с ее объяснением. Но все равно ему показалось, что она имела в виду что-то другое, что она невольно проговорилась, напомнив ему о подозрениях Стена Торстенссона, заставивших того приехать в Скаген.
Вдруг ему пришла в голову мысль:
– А можете вы припомнить, что делал Стен на прошлой неделе? Во вторник и среду, двадцать четвертого и двадцать пятого октября?
– Он был в отъезде.
Она ответила сразу, не задумываясь.
Значит, он не делал секрета из своей поездки.
– Сказал, что ему нужно прийти в себя после смерти отца. Я, естественно, отменила все встречи на эти два дня.