Хопкинс нахмурился.
― Вряд ли… Я здесь уже шесть месяцев, но я никогда его не видел ― кроме как за стеклом вот этой самой кабины. Примерно раз в неделю он спускается сюда, ― наверное, чтобы посмотреть, как продвигается работа. Но он никогда не выходит, а внутри так темно, что не видно его лица. Только силуэт за стеклом.
Брайс сел в кабину.
― И он ни разу не выходил? Чтобы слетать… куда-нибудь? ― Он кивнул в сторону самолёта, где бригада механиков, появившаяся словно из ниоткуда, начала проверку двигателей.
Хопкинс ухмыльнулся ― глупо, как показалось Брайсу.
― Только ночью, когда его не увидишь. Хотя я знаю, что он высокий и худой. Мне так сказал пилот самолета, ― но это всё, что он сказал. Он не слишком-то разговорчив.
― Понятно. ― Брайс нажал кнопку на двери, и та стала бесшумно задвигаться. Пока она закрывалась, Хопкинс сказал: «Удачи!», и Брайс быстро ответил: «Спасибо!», но не был уверен, что закрывшаяся дверь не заглушила его голос.
В кабинке было очень прохладно и тихо, ― как и салон самолета, она была звуконепроницаемой. И так же, как самолет, она пришла в движение с едва заметным ускорением, набирая скорость так плавно, что движение почти не ощущалось. Брайс увеличил прозрачность окон, покрутив маленький серебристый регулятор, который был явно для того и предназначен, и стал смотреть на хрупкие с виду алюминиевые постройки и на группы занятых делом людей ― зрелище необычное и приятное в этот век автоматизированного производства и шестичасового рабочего дня. Люди на стройке работали бойко, с воодушевлением, обливаясь потом под жарким солнцем Кентукки. Брайсу подумалось, что им, наверное, хорошо платят за то, что они приехали в это захолустье, так далеко от полей для гольфа, муниципальных игорных залов и прочих радостей рабочего человека. Он увидел молодого парня ― здесь многие были молоды, ― сидящего в кабине гигантского бульдозера; ворочая огромные массы земли, он улыбался от удовольствия, которое доставляло ему это занятие. На мгновение Брайс позавидовал его работе и его молодой безрассудной уверенности, такой естественной под этим жарким солнцем.
Кабинка монорельса миновала строительную площадку и покатилась по холмам, сквозь густые заросли, двигаясь так быстро, что деревья казались расплывчатыми пятнами солнечного света и зелёных листьев, света и тени. Брайс откинулся назад, на необыкновенно удобные подушки, стараясь получить удовольствие от поездки. Но не сумел расслабиться: он был слишком взбудоражен быстрой сменой событий и общей возбуждённой обстановкой этого нового незнакомого места. Как блаженно далеко он был теперь от Айовы, от своих студентов, от бородатых интеллектуалов, от людей вроде Канутти! Он смотрел в окно на всё ускоряющееся чередование света, тени, света, светло-зелёных и тёмных теней, и затем, внезапно, когда машина разогналась до предела, увидел впереди блеск озера, лежащего в котловине, словно лист дивного серо-голубого металла ― гигантский, зеркально-гладкий диск. Сразу за ним, в тени горы, возвышался огромный старинный особняк с белоколонным портиком и большими окнами, закрытыми ставнями. Дом безмятежно стоял у края водной глади, прильнув к подножию горы. Затем дом и озеро, видимые вдалеке, исчезли за очередным холмом, когда монорельс нырнул вниз, и Брайс почувствовал, что кабина замедляет ход. Минуту спустя и дом, и озеро возникли снова. Кабина заскользила по широкой дуге, которая, незаметно снижаясь, спускалась к кромке воды, и Брайс увидел человека, ожидающего его возле дома. Машина мягко остановилась. Брайс перевёл дух, нажал на кнопку, увидел, как обшитая деревом дверь бесшумно отъехала в сторону, и вышел из кабины в прохладную тень горы, в запах сосен и нежный, почти неслышный плеск воды, набегающей на берег озера. Встречавший его человек оказался низеньким и смуглым, с усами и умным взглядом маленьких глаз. Он шагнул вперёд с церемонной улыбкой:
― Доктор Брайс? ― произнёс он с французским акцентом.
Брайс внезапно развеселился.
― Месье Бриннар? ― спросил он в ответ, протягивая руку. ― Enchanté[27].
Человек пожал протянутую руку, слегка приподняв брови.
― Soyez le bienvenu, Monsieur le Docteur. Monsieur Newton vous attend. Alors…[28]
У Брайса перехватило дыхание.
― Ньютон хочет видеть меня?
― Да. Я провожу вас.
В доме Брайс был встречен тремя кошками, которые уставились на него, оторвавшись от своих игр. Кажется, это были обычные уличные бродяжки, разве что хорошо откормленные. К появлению Брайса они отнеслись с пренебрежением. Он не любил кошек. Француз молча провёл его через гостиную и вверх по лестнице, покрытой тяжёлым ковром. На стенах висели картины ― странные, дорогие на вид полотна незнакомых Брайсу художников. Лестница была очень широкой и загибалась дугой. Брайс отметил, что она оснащена одним из этих моторизированных сидений, которые могли ездить вверх и вниз по перилам. Сейчас оно было сложено. Может быть, Ньютон ― инвалид? Казалось, дом пуст, в нём нет никого, кроме самого Брайса, Бриннара и кошек. Брайс оглянулся: кошки всё ещё таращили на него свои круглые, нахальные, любопытные глаза.
28
Soyez le bienvenu, Monsieur le Docteur. Monsieur Newton vous attend. Alors… (фр.) — Добро пожаловать, доктор. Месье Ньютон ждёт вас. Итак…