Через час он встал, потянулся и, выйдя из кабинета, пошёл по влажной траве к озеру. Луна показалась снова. Некоторое время он смотрел на её отражение в воде, а затем взглянул на окно Ньютона и тихо произнёс вслух вопрос, который созрел в его голове двадцать минут тому назад:
― Кем же надо быть, чтобы оперировать логарифмами по основанию двенадцать?
Но огонёк в окне Ньютона, гораздо более тусклый, чем луна, светил безучастно, а вода у ног Брайса нежно омывала берег в едва различимом, бессмысленном ритме, приглушённом, убаюкивающем и старом, как мир.
1988: Румпельштильцхен
1
Осенью горы вокруг озера окрасились в красный, жёлтый, рыжий и коричневый. Вода под холодным небом стала совсем синей, и деревья, покрывавшие горы, отражались в ней цветными пятнами. Когда дул ветер, гоня перед собой рябь, по воде пробегали жёлтые и красные искры, и падали листья.
Брайс, часто уходивший с головой в свои мысли, временами выглядывал из дверей лаборатории и смотрел поверх воды на горы и на дом, в котором жил Т. Дж. Ньютон. Дом находился более чем в миле от выстроенных полумесяцем алюминиевых и фанерных строений, к которым относилась и лаборатория. В солнечные дни по другую сторону этой дуги сиял полированный корпус Штуковины ― Проекта, Транспорта ― как его ни назови. Порой вид серебристого монолита заставлял Брайса испытывать нечто похожее на гордость, временами он казался просто нелепым, словно иллюстрация к детской книжке про космос, а иногда он пугал его. Встав в дверном проёме и глядя на дальний необитаемый берег, Брайс мог наблюдать своеобразный контраст между сооружениями на разных концах панорамы, на который он и раньше часто обращал внимание. По правую руку ― старый викторианский особняк с эркерами, белой облицовкой, и тремя портиками с огромными бессмысленными колоннами ― воплощённая спесь; дом, построенный в дурном тяжеловесном вкусе каким-то безвестным, давно почившим табачным, угольным или лесным магнатом более ста лет тому назад. А по левую руку ― самое строгое и футуристическое из всех сооружений ― космический корабль. Космический корабль, стоящий посреди кентуккийского пастбища, в окружении осенних гор, и принадлежащий человеку, который предпочитает жить в особняке с пьяной экономкой, секретарём-французом, попугаями, картинами и кошками. Между кораблём и домом была вода, были горы, был сам Брайс, и было небо.
В одно ноябрьское утро, когда один из ассистентов своей юношеской серьёзностью довёл его до очередного приступа безысходного разочарования в научной работе и во всех этих «молодых учёных», Брайс подошёл к дверному проёму и несколько минут разглядывал знакомый пейзаж. Неожиданно он решил прогуляться. Ему ещё никогда не приходило в голову обойти вокруг озера. Так почему бы не сейчас?
Снаружи было холодно, и Брайс подумал было, что нужно вернуться в лабораторию за курткой. Но солнце мягко пригревало, как это бывает ноябрьским утром, и у самой воды, куда не падала тень, было достаточно тепло. Он пошёл в направлении особняка, прочь от строительной площадки и корабля. На нём была полинялая клетчатая шерстяная рубашка ― десятилетней давности подарок его покойной жены. Пройдя с милю, он согрелся настолько, что ткань стала покалывать руки, и ему пришлось закатать рукава до локтей. Его предплечья, тонкие, белые и покрытые волосками, казались на солнце ужасно бледными ― словно руки очень старого человека. Под ногами была галька и, порой, невысокая трава. По пути он увидел несколько белок и кролика. Один раз на озере прыгнула рыба. Брайс миновал пару строений и что-то вроде мастерской металлообработки. Какие-то люди махали ему. Один из них окликнул Брайса по имени, но Брайс не узнал его. Улыбнувшись и помахав в ответ, он замедлил шаг и позволил своим мыслям блуждать без цели. Один раз он остановился и попытался запускать плоские камешки по воде, и ему удалось заставить один из них совершить единственный прыжок. Все остальные входили в воду под неправильным углом и сразу тонули. Почувствовав себя глупо, Брайс покачал головой. Высоко в небе беззвучно пролетела стайка птиц. Брайс пошёл дальше.