А может быть человек, проживший среди животных достаточно долго, становится животным в большей степени, чем ему бы следовало? И всё же это сравнение несправедливо. У него с людьми общие предки, и это родство гораздо теснее, чем родство между разными видами млекопитающих. И он, и земляне ― мыслящие существа, которые способны на понимание, предвидение, а также на чувства, которые неточно именуют любовью, состраданием и уважением. А ещё, как обнаружил Ньютон, способны напиваться.
Антейцы были немного знакомы с алкоголем, хотя жиры и углеводы играли весьма незначительную роль в экологии этого мира. У них росли сладкие ягоды, из которых иногда делали что-то вроде лёгкого вина. Конечно, чистый спирт можно было синтезировать довольно легко, и изредка случалось, что кто-нибудь из антейцев напивался. Но постоянное пьянство не встречалось на Антее: такого явления как антеец-алкоголик просто не существовало. Ньютон никогда в жизни не слышал, чтобы кто-то на его планете пил так, как пил теперь он на Земле ― ежедневно и беспрерывно.
Алкоголь оказывал на Ньютона не совсем то же действие, что на людей, ― по крайней мере, он так считал. Ему никогда не хотелось ни напиться до беспамятства, ни почувствовать себя буйно-счастливым или богоподобным; он хотел лишь освобождения, но не совсем понимал от чего. У него никогда не бывало похмелья, сколько бы он ни выпил. Он почти всегда был один. Ему было бы трудно не пить.
После того как Бриннар увёз Брайса домой, Ньютон прошёл в гостиную, которой никогда не пользовался, и с минуту стоял молча, наслаждаясь прохладой комнаты и её тихим полумраком. Одна из кошек лениво поднялась с дивана, потянулась, подошла к нему и начала, мурлыкая, тереться о его ногу. Ньютон ласково посмотрел на неё. Он очень полюбил кошек. Было в них что-то напоминающее ему об Антее, хотя там и не было подобных животных. Но, казалось, они едва ли принадлежат и этому миру.
Из кухни вошла Бетти Джо, на ней был передник. Она нежно посмотрела на Ньютона, а затем произнесла:
― Томми…
― Да?
― Томми, мистер Фарнсуорт звонил тебе из Нью-Йорка. Два раза.
Ньютон пожал плечами.
― Он звонит теперь почти каждый день.
― Да, Томми. ― Она мягко улыбнулась. ― Так или иначе, он сказал, что это важно и что ты должен перезвонить ему как можно скорее.
Ньютон хорошо знал о том, что у Фарнсуорта трудности, но они могли и подождать. Сейчас у него не было сил с ними разбираться. Он посмотрел на часы. Было почти пять.
― Скажи Бриннару, чтобы соединил нас в восемь часов, ― сказал он. ― Если Оливер позвонит снова, скажи ему, что я занят и поговорю с ним не раньше восьми.
― Хорошо. ― После некоторого колебания Бетти Джо спросила: ― Хочешь, я приду и посижу с тобой? Может быть, поговорим?
Ньютон видел выражение её лица, её полный надежды взгляд, означающий, что она так же зависима от него в плане общения, как и он от неё. Какими странными компаньонами они стали! Но хотя он знал, что она так же одинока, как и он сам, и что она разделяет его чувство отчуждённости, Ньютон был просто не в силах наградить её правом посидеть с ним в тишине. Он улыбнулся настолько ласково, насколько смог.
― Извини, Бетти Джо. Мне нужно немного побыть одному. ― С каким трудом стала даваться ему эта натренированная улыбка!
― Конечно, Томми, ― ответила Бетти Джо. Она поспешно отвернулась. ― Мне нужно на кухню. ― В дверях она снова повернулась к нему. ― Дай мне знать, если захочешь поужинать, слышишь? Я принесу ужин наверх.
― Хорошо. ― Ньютон подошёл к лестнице и решил подняться на маленьком подъёмном кресле, которым не пользовался уже несколько недель. На него навалилась усталость. Когда он сел, одна из кошек прыгнула к нему на колени, и, неожиданно вздрогнув, он сбросил её на пол. Она бесшумно упала, встряхнулась и невозмутимо пошла прочь, не снисходя до того, чтобы оглянуться. Глядя на кошку, Ньютон подумал: «Если бы только разумными обитателями этой планеты были вы…» Затем криво улыбнулся: «Может быть, так оно и есть».
Как-то раз, больше года назад, он обронил при Фарнсуорте, что заинтересовался музыкой. Это было правдой лишь отчасти, поскольку мелодика и тональная система человеческой музыки всегда были ему немного неприятны. Тем не менее, музыка увлекла Ньютона с исторической точки зрения ― как историка, его интересовали почти все направления человеческого фольклора и искусства. Это увлечение возникло в те годы, когда он изучал земное телевидение, и укрепилось здесь, на Земле, долгими ночами, проведёнными за чтением. Вскоре после этого случайного упоминания Фарнсуорт подарил Ньютону превосходно откалиброванную октафоническую систему ― некоторые её компоненты были основаны на патентах «Всемирной корпорации» ― вместе с усилителями, проигрывателями и прочим необходимым оборудованием. Стараниями трёх магистров в области электротехники систему удалось встроить в рабочий кабинет Ньютона. Это вторжение доставило ему беспокойство, но он не хотел ранить чувства Фарнсуорта. На торце книжного шкафа они установили медную панель с пультом управления. Ньютон предпочёл бы что-нибудь более изысканное, чем плоская медь ― например, тонко расписанный китайский фарфор. Ещё Фарнсуорт вручил ему кассету с пятью сотнями записей на маленьких стальных шариках ― на этих патентах «Всемирная корпорация» заработала не меньше двадцати миллионов долларов. Нажимаешь кнопку ― и шарик размером с горошину становится на своё место в картридже. Затем крошечное считывающее устройство, медленно двигаясь, распознаёт его молекулярную структуру, и эти узоры преобразуются в звуки ― оркестра, музыкального коллектива, гитары или голоса. Ньютон почти никогда не включал музыку. По настоянию Фарнсуорта он прослушал несколько симфоний и квартетов, но совершенно ими не проникся. Странно, что их смысл остался для него настолько непонятным. Некоторые другие виды искусства, даже в превратной и снисходительной подаче «Воскресного телевидения» (глупейшего и претенциознейшего телеканала), способны были сильно на него воздействовать ― особенно скульптура и живопись. Возможно, он видел так же, как люди, но не мог слышать как они.