Ньютон знал, что его начальство на Антее будет перехватывать эти передачи, и его немного позабавила мысль о том, в какой ужас они придут, когда узнают о его положении, и как будут пытаться понять, что же произошло на самом деле.
Честно говоря, он и сам не знал, что произошло на самом деле. По всей видимости, правительство его в чём-то подозревало, ― что не удивительно, если учесть, сколько сведений они получили от Бриннара в течение тех полутора лет, что он проработал у Ньютона секретарём. К тому же Бриннар, который был правой рукой Ньютона в проекте, наверняка водворил немало шпионов на каждом уровне организации, так что у правительства в руках, несомненно, было море информации ― как обо всей его деятельности, так и о самом проекте. Правда, было кое-что, что Ньютон держал в тайне даже от Бриннара, ― об этом они вряд ли могли прознать. И всё-таки было совершенно непонятно, что им от него нужно. Иногда Ньютон спрашивал себя, что будет, если он скажет допрашивающим его чиновникам: «На самом деле я пришелец из космоса и собираюсь захватить Землю». Как они отнесутся к такому заявлению? Как угодно, но поверят едва ли.
У него не было связи с корпорацией, и иногда ему хотелось узнать, что с ней произошло. Руководит ли ей Фарнсуорт по-прежнему? Ньютон не получал никакой почты, никаких звонков. В его гостиной стоял телефон, но он никогда не звонил, и ему не разрешалось звонить с него. Телефон был бледно-голубого цвета и стоял на столике красного дерева. Несколько раз он пытался с него позвонить, но каждый раз, когда он поднимал трубку, чей-то голос ― очевидно, записанный на плёнку ― говорил: «Мы сожалеем, но это телефон ограниченного пользования». Голос был приятный, женский, искусственный. Он никогда не объяснял, в чём именно заключалось ограничение. Иногда, когда Ньютон чувствовал себя одиноко или был слегка пьян, ― теперь, не испытывая больше такого давления, он не пил так много, как раньше, ― он поднимал трубку только для того, чтобы услышать голос, произносивший: «Мы сожалеем, но это телефон ограниченного пользования». Голос был настолько плавным, что невольно наводил на мысли о безграничной вежливости электронного разума.
Доктор пришёл, как всегда, вовремя ― охранник впустил его ровно в одиннадцать часов. В руке он нёс чемоданчик. Его сопровождала медсестра с умышлено бесстрастным выражением на лице ― на нём словно было написано: «Мне всё равно от чего вы умрёте, но моё участие в этом будет добросовестным». Она была блондинкой, ― на человеческий взгляд, весьма привлекательной. Доктора звали Мартинес, он был физиологом.
― Доброе утро, доктор, ― сказал Ньютон. ― Чем могу быть полезен?
Доктор улыбнулся с деланной непринуждённостью.
― Ещё одна проба, мистер Ньютон. Ещё одна маленькая проба. ― Он говорил с лёгким испанским акцентом. Ньютону он, пожалуй, нравился ― он был не таким формальным, как большинство людей, с которыми ему приходилось иметь дело.
― Кажется, вы уже узнали обо мне всё, что хотели, ― возразил Ньютон. ― Вы просвечивали меня рентгеновскими лучами, забирали образцы крови и лимфы, измеряли электрические импульсы моего мозга, снимали с меня мерку и брали пробы непосредственно из моих костей, печени и почек. Я не думаю, что смогу удивить вас чем-нибудь ещё.
Доктор покачал головой и коротко хохотнул.
― Видит бог, вы показались нам… занятным. У вас довольно необычный набор органов.
― Я урод, доктор.
Доктор снова засмеялся, на этот раз натянуто.