Обеденное время уже закончилось, и, кроме обычных завсегдатаев злачных мест да нескольких пар, танцующих под хриплые звуки, извлекаемые из причудливых инструментов 1 маленьким оркестром, в зале ресторана никого не было.
За столиком у окна сидел Карбони. Я попытался прошмыгнуть мимо, но он меня заметил:
— А, Свен! Идите сюда!
— Простите, — сказал я, — но у меня…
— Садитесь! — Карбони поднялся со стула и, пошатнувшись, схватил меня за плечо. — Садитесь, вам говорят! — рявкнул он на весь зал.
Несколько молодых бездельников, сидевших поблизости, прекратили разговор и обернулись в нашу сторону в предвкушении скандала.
Я вздохнул и сел.
— Что вы будете пить? — спросил Карбони.
— Кофе, — ответил я.
— А мне коньяк, — сказал он официанту, — полный фужер.
— Сюда?
— Нет, на эстраду. Барабанщику.
— Я не знал, что вы такой поклонник джаза, — сказал я, наблюдая, как барабанщик, продолжая одной рукой ударять тарелкой, другой взял фужер и мгновенно опрокинул его в рот. При этом он поднял на Карбони взгляд, преисполненный злобы.
— Ничего, ничего, — пробормотал тот, — сам виноват во всем, скотина!
— Кажется, он не очень доволен вашим подношением, — снова сказал я.
— Он вообще ничем не бывает доволен. Ведь это профессор Эрдох, впрочем, точнее — бывший профессор Эрдох.
«Эрдох… — почему-то это имя было мне знакомо. — Эрдох. Неужели это тот самый профессор Эрдох, у которого я был в лаборатории лет десять назад?»
— Он физиолог? — спросил я.
— Нейрофизиолог, кибернетик, математик, все, что хотите. Непризнанный гений, играющий на барабане. Не правда ли, забавно? — Карбони оскалил желтые зубы и рассмеялся.
— Но почему он здесь?
— Занятная история. Если хорошенько попросите, могу рассказать.
Я пожал плечами и встал.
— Ладно, ладно, — примирительно сказал Карбони, — садитесь, я пошутил. Вы слышали что-нибудь о его работах?
— Очень мало. Когда разнесся слух, что он экспериментирует на людях, газета поручила мне взять у него интервью.
— И он вас, конечно, выставил?
— В самой грубой форме.
— Иначе и не могло быть. Неужели вы рассчитывали, что он станет сам против себя свидетельствовать в печати? Он и так был достаточно неосторожен, опубликовав статью, поднятую всеми на смех. Впрочем, вряд ли вы об этом можете знать.
— Кажется, я что-то припоминаю. Речь шла о перенесении в машину черт, свойственных определенному индивидууму?
— Ну, нет! Эрдох не настолько глуп, чтобы заниматься подобной ерундой. Просто он выдвинул предположение о возможности передачи индивидуальных черт одного человека другому. Этим выступлением он полностью открыл свои карты, и только обычный кретинизм ученых заставил их пропустить мимо ушей: его идею. А ведь тогда уже Эрдох добился больших успехов, экспериментируя на животных. Ему удалось перенести условные рефлексы, выработанные у собаки, трехмесячному щенку, полностью изолированному от внешнего мира.
— Мне приходилось уже о чем-то подобном читать, — сказал я. — Обучение в состоянии гипноза и всякие такие штука.
— Обучение! — заржал Карбони. — Да плевать хотел Эрдох на обучение! Тогда он уже давно бросил читать лекции. Поверьте, что его меньше всего беспокоил вопрос, как лучше вдалбливать знания в головы молодых тупиц. Просто, он хотел дублировать самого себя.
Пьяная болтовня этого субъекта начинала меня раздражать.
— Мне не нужны темы для фантастических рассказов, — сказал я, кладя деньги на столик, — а вам я советую меньше пить днем.
Неожиданно лицо Карбони покрылось красными пятнами.
— Фантастических? — переспросил он. — А знаете ли вы, что каким бы мерзавцем ни был Эрдох — это ученый, которому нет равного во всей Донамаге. Этот человек может творить чудеса, превосходящие самое изощренное воображение фантаста. Эрдох — гений, может быть, злой, но гений!
— Что же сделал, в конце концов, ваш гений? — спросил я, поняв, что, пока Карбони не наболтается всласть, мне от него не отделаться.
— Что сделал? Боюсь, что вы просто этого не поймете. В общем, он научился подслушивать разговоры в толпе. Вот и все, если разобраться. Подслушивать разговоры, ведущиеся в мозге маленькими компаниями клеток.
— Он что, расшифровывал энцефалограммы? — спросил я.
— Энцефалограммы! — фыркнул Карбони. — Никогда бы он ничего не сделал, изучая эти дурацкие кривые. Все дело в том, что Эрдох… — Карбони запнулся и несколько минут внимательно меня рассматривал. — А вы хитрец, Свен! Хотите у меня все выведать, чтобы потом тиснуть статейку?
— Ну, нет, — сказал я, — я ничего не собираюсь тискать. Сказать по правде, мне вообще непонятно, зачем все это нужно.
— Зачем это нужно было Эрдоху? Я же вам уже сказал. Он хотел дублировать самого себя. Он боялся…
Карбони повернулся к эстраде. Барабанщик, очевидно, чувствуя, что разговор идет о нем, смотрел в нашу сторону.
Карбони подозвал официанта.
— Еще один фужер коньяку, туда.
— Продолжайте, — сказал я, — чего же боялся Эрдох?
— Он боялся, что ему не хватит жизни, чтобы завершить свои бредовые идеи. Он был ими набит от пяток до макушки, но ничего не мог сделать один.
— Разве у него не было помощников? Я помню…
— Были, — перебил он меня, — только Эрдох их считал кретинами. Он вообще всех считал кретинами, а тех двоих особенно. Они его только раздражали. Может быть, поэтому он их и выбрал.
— Выбрал в помощники?
— Да нет же! Как раз этим двум он и предложил стать дубликатами великого Эрдоха. Он им хотел передать все, что составляло его сущность: знания, вкусы, привычки. Залезть в чужую шкуру, чтобы управлять ею как вздумается. Один в трех лицах, как господь бог. Понятно?
— Не вполне, — сказал я. — Непонятно, как это все можно сделать.
Карбони погрозил мне пальцем:
— Опять?! Хотя, пес с вами, все равно ничего не поймете. Гипермнезия. Знаете, что это такое?
Я отрицательно покачал головой.
— Патологическое обострение памяти. Можно ее вызывать искусственно, раздражая кору головного мозга слабым током. Так вот: гипермнезия и передача электрических импульсов в соответствующие участки чужого мозга. Больше я вам ничего не скажу.
Карбони взял стоящий перед ним бокал и жадно выпил, пролив половину на грудь.
— Что же было дальше? — спросил я.
— То, что можно было предполагать с самого начала, — сказал он, помолчав несколько минут. Видно, ему было трудно собраться с мыслями, его здорово развезло. — Эти двое… представьте себе двух котов в мешке. Нет, не в мешке, а в одной черепной коробке… Два разных индивидуума, борющихся за существование, за право управлять поступками человека. Непрерывная война с чужим интеллектом, вторгшимся в самые сокровенные тайники вашей души… Черт знает что такое! Вам этого не понять. Не было и нет страшнее насилия… Вдобавок ко всему… между этими тремя безумцами установилось еще что-то вроде телепатической связи… Они свободно угадывали мысли друг друга, и это только обостряло их взаимную ненависть. Не нужно забывать, что физиологически ведь они были совершенно различными людьми, а тут приходилось…
Карбони устало махнул рукой. Кажется, фонтан его красноречия иссяк.
— Вам нужно придумать конец этой истории, — сказал я. — Если из каждого собутыльника вы будете извлекать такой сюжет, то скоро перещеголяете самого Гофмана.
Он посмотрел на меня с нескрываемым презрением:
— Вы болван, Свен. Болван и невежда. Впрочем, будь он чуточку поумнее, черта с два я бы вам все это рассказывал… Вас интересует развязка? Она наступила очень быстро. Просто один из помощников Эрдоха, оставшись вечером в лаборатории, принял цианистый калий. Тогда второй поклялся убить Эрдоха, если тот не уберется из его черепной коробки восвояси… Понятно? Так вот… Эрдох попытался это сделать, но неудачно. Он просто стер все, что хранилось в памяти двойника, превратив его в полного идиота. Тогда-то ваша братия и пронюхала, что Эрдох экспериментирует на людях, но ведь доказательств никаких не было. Мало ли что мог болтать умалишенный.