— А что, если общественность узнает об этом? — спросил высокий, встревоженный мужчина. — Уверяю вас, это ударит по нашей репутации.
— Нет никаких шансов, что они даже заподозрят — мы просто заявим, что медвежьи рейдеры обвалили стоимость акций, и что мы потеряли больше, чем кто-либо другой! — ответил Джеймс Уиллингдон. — Они даже не будут сомневаться в этом.
— Отлично, мы с вами, Уиллингдон, — сказал другой. — Но помните, никакого двуличия — продаём одновременно.
Личный секретарь, который до этого топтался поблизости, быстро подошёл к финансисту и заговорил с ним.
Дэвид Уинн видел, как Уиллингдон извинился перед остальными и вышел с секретарём в комнату, где он ждал. На лице Джеймса Уиллингдона появилась улыбка, казавшаяся совершенно искренней, когда он пожал Уинну руку.
— Я могу уделить вам всего минуту, мистер Уинн, — сказал он, — поскольку я и некоторые мои коллеги заняты планированием проекта, который будет означать великие дела для нашей страны. Моя секретарша сказала, что вы хотели узнать моё мнение о недавних разоблачениях взяточничества, а мой долг гражданина превыше всего остального. Как гражданин этого муниципалитета, я хочу официально заявить о своём крайнем отвращении ко всем подобным правонарушениям, которые были раскрыты.
Дэвид Уинн вышел из заведения с горькой улыбкой. Итак, Джеймс Уиллингдон, великий финансист и уважаемый филантроп, был простым мошенником. Ещё один такой же негодяй, как и Роско Солтон.
Когда Уинн вышел на улицу, до него дошло, что его новое зрение дало ему нечто большее, чем способность смотреть сквозь стены — оно дало ему возможность заглянуть сквозь фальшь обычного существования в истинные сердца людей.
Десять минут спустя Дэвид Уинн задавал свой вопрос третьему человеку в его списке.
Швейный магнат красноречиво выступил против коррупции в обществе. Он подробно остановился на ужасе обмана как бедных, так и богатых.
Он упомянул Линкольна и Вашингтона. Но Дэвид Уинн не слушал. Офисы этого человека находились на первом этаже огромного здания, в котором располагались его магазины. Уинн смотрел сквозь стены офисов, как будто их не существовало, вглядывался в эти далеко простирающиеся заводские подразделения.
Он увидел длинные ряды измождённых, бледнолицых девушек и женщин, склонившихся над машинами, работающих, как множество автоматов, не поднимая глаз. Он видел запыхавшихся молодых парней, которые с трудом тащили тележки с одеждой, тканями и мехами по плохо освещённым и не проветриваемым коридорам и комнатам.
Уинн избежал рукопожатия с этим «обвинителем» коррупции и выбежал на улицу. Он почувствовал отвращение. Он шёл по улице, на время забыв о своей работе, и обнаружил, что проходит мимо любопытного строения.
Его стены были прозрачны для его глаз, как, конечно, и стены всех других зданий в поле зрения. Но его интерьер, казалось, был разделён на множество очень маленьких комнат.
Почти во всех комнатах, насколько он видел, в глубине здания толпились люди. Некоторые из мужчин лежали в оцепенении. Другие с тоской вглядывались в улицы.
Это была тюрьма. Уинн видел охранников в коридорах между камерами, униженный характер обитателей, вездесущую грязь так ясно, как будто между ними не было стен и решёток.
Он много раз прежде проходил мимо величественного здания из серого камня, но никогда до сих пор не видел сквозь каменный фасад мерзость и нищету внутри. Он поспешно пошёл дальше.
Но следующее здание было ещё хуже. Это была большая больница. В прошлом он тоже много раз проходил мимо этого здания и восхищался опрятностью большого кирпичного здания с его сверкающими солнечными комнатами и другими помещениями, из которых открывались широкие окна из блестящего стекла.
Но теперь глаза Дэвида Уинна не видели ни аккуратных кирпичных стен, ни блестящего стекла. Он заглянул сквозь кирпич, штукатурку и металл внутрь здания. Он увидел длинные ряды матрасов, лежащих на кроватях, которых он не мог видеть; их были сотни.
На них лежали мужчины, женщины и дети. Некоторые лихорадочно метались в тисках страшных болезней. Другие кричали в агонии боли. Он мог видеть мужчин, чьи конечности представляли собой лишь забинтованные культи, мог видеть детей, лежащих в гипсе.
Он посмотрел вверх, через страдальцев на койках, на операционные, мельком увидел вспышку стальных инструментов, внезапно покрасневших. Он видел, как простыню натягивают на лица внезапно притихших фигур, видел, как из машин скорой помощи, стоявших сзади, поспешно доставляют новых пострадавших. Больной и потрясённый, Дэвид Уинн, спотыкаясь, поплёлся дальше.