Выбрать главу

— И что мы решили? — Он вспомнил, что они решили. Они решили решать, когда придет время, — ведь оно могло не прийти вовсе. Тогда Агентство только открылось, и Дженет опасалась скорого краха. — Глупо делать вид, будто это непыльная работа. Она отнюдь не такова и никогда таковой не была. Ни у кого нет сомнений на этот счет. Не знаю, почему Мэвис взялся за нее. Может, по моральным соображениям?

— Служение обществу…

— Беззаветное служение Моральным принципам.

Высшая форма самопожертвования, Омфал всей этой… — Он запнулся.

— Крысиной возни, — закончила Дженет. — Наверное, и зарплата больше. Или меньше? Ну, конечно, это неважно.

— Моя семья долго карабкалась наверх, — задумчиво произнес Ален. — И мне тоже пришлось пробиваться. Тут есть к чему стремиться, есть цель. И мне не жаль усилий, затраченных на те пакеты, которые я делал. — Прежде всего он имел в виду пакет, который ему возвратила Сью Фрост. Притча о погибшем дереве.

Дерево погибло, лишенное связи с Землей. Вероятно, многие считали Морак этого пакета недостаточно вразумительным. Но для Алена он был совершенно ясен: человек изначально несет ответственность за своих ближних, и именно они определяют его жизнь.

— Я знаю двух людей, которые поселились среди Руин на Хоккайдо. Там нет ничего живого, и все заражено. Они знают, что их ждет. И все же Гэйтс и Шугерман скорее умрут, чем вернутся сюда. Если бы они вернулись, им пришлось бы стать общественными существами, пожертвовать какой-то частью своей неповторимой и невыразимой личности. И это, конечно, ужасно.

— Но ведь они живут там не только поэтому, — возразила Дженет таким тихим голосом, что он едва расслышал. — Наверное, ты забыл. Я ведь тоже там была.

Один раз ты взял меня с собой. Когда мы еще только поженились. Я хотела посмотреть.

Ален вспомнил. Но это казалось ему не столь важным.

— Возможно, так они выражают свой протест. У них есть какая-то идея, к которой они хотят привлечь внимание.

— Они жертвуют жизнью.

— Для этого не требуется особых усилий. И их всегда можно будет спасти с помощью быстрого замораживания.

— Но, умирая, они указывают на что-то важное. Тебе не кажется? — Она задумалась. — Майрон Мэвис тоже на что-то указывал. Может, даже на то же самое. И ты, наверное, чувствуешь что-то, когда у них бываешь, тебя все время туда тянет. И вчера вечером ты опять там был.

Он молча кивнул.

— А что сказала миссис Бирмингэм?

— Меня заметил "малыш", — почти равнодушно ответил Ален, — и теперь мое поведение будет обсуждаться в среду на собрании жильцов.

— Из-за того, что ты там побывал? Но ведь ты делал это много раз.

— Может, раньше они меня не видели.

— А то, что было потом, «малыш» видел?

— Будем надеяться, что нет.

— Про это есть в газете.

Ален схватил газету и на первой странице увидел крупный заголовок:

"ОСКВЕРНЕННЫЙ ПАМЯТНИК ШТРАЙТЕРУ.

ВАНДАЛЫ В ПАРКЕ.

ИДЕТ РАССЛЕДОВАНИЕ"

— Это был ты, — почти прошептала Дженет.

— Да, — согласился Ален. Он еще раз перечитал заголовок. Действительно, это был я. И мне потребовался всего один час. Краску я оставил на скамейке.

Очевидно, они ее нашли.

— Да, там про нее упоминается. В шесть часов утра увидели, что стало со статуей, а в шесть тридцать нашли банку с краской.

— Что они еще нашли?

— Лучше прочти сам.

Ален разложил газету на столе и принялся читать.

"ОСКВЕРНЕННЫЙ ПАМЯТНИК ШТРАЙТЕРУ.

ВАНДАЛЫ В ПАРКЕ.

ИДЕТ РАССЛЕДОВАНИЕ

Нъюер-Йорк, 8 октября (Т-М). Полиция расследует преднамеренное повреждение, нанесенное статуе Майора Юлия Штрайтера, основоположника Принципа Обновления и вождя революции 1985 года. Установленный в Парке Морака монумент выполнен из покрытого бронзой пластика другом и соратником Майора, Пъетро Буетелло, в марте 1990 года. Повреждение, охарактеризованное полицией как преднамеренное и целенаправленное, было произведено ночью. Парк Морака никогда не закрывается, поскольку представляет собой моральный и духовный центр Ньюер-Йорка".

— Когда я пришла домой, газета уже лежала в почтовом ящике. Как всегда, я прочла ее, пока обедала.

— Вот почему у тебя такой испуганный вид.

— Нет, совсем не потому. Они могут только выселить нас, или оштрафовать, или отправить тебя на год в тюрьму.

— И лишить наши семьи права жить на Земле.

Дженет пожала плечами.

— Мы бы выжили. И они все бы выжили. Я просидела одна в квартире три с половиной часа и все думала. Сначала мне показалось… — она задумчиво нахмурилась, — случилось что-то необычное, и сегодня утром мы оба это поняли: на твоих ботинках была грязь, и трава, и красная краска. Но никто не видел тебя.

— "Малыш" кое-что заметил.

— Но не это. Иначе тебя бы давно арестовали. Наверное, он видел что-нибудь другое.

— Не знаю, сколько им понадобится времени, чтобы меня выследить, мрачно проговорил Ален.

— Но откуда им догадаться? Они будут искать людей, потерявших право на жилье, или тех, кого насильно возвращают в колонии. Или выродков.

— Терпеть не могу это слово.

— Ну, эмигрантов. Но при чем здесь ты? Человек, достигший таких вершин, который провел вчерашний вечер в обществе Сью Фрост и Иды Пиз Хойт. Это же не имеет никакого смысла.

— Действительно не имеет, — согласился Ален. — Даже для меня самого.

Дженет подошла к столу.

— Я не могу понять. Выходит, ты сам не знаешь, почему так сделал?

— Понятия не имею.

— О чем ты думал?

— У меня просто появилось желание. Ясное, непреодолимое желание разделаться со статуей раз и навсегда. Мне потребовалось полгаллона краски и механическая пила. Пила лежит на своем месте — в мастерской Агентства, только без полотна. Полотно сломалось.

Я уже несколько лет не пилил.

— Ты помнишь, что ты сделал?

— Нет.

— Ив газете ничего толком не сказано. — Она простодушно улыбнулась. Во всяком случае, ты неплохо потрудился.

Немного позже, когда от жареной "аляскинской форели" осталась лишь кучка косточек на тарелке, Ален откинулся на спинку кресла и закурил сигарету. Дженет стояла у плиты и тщательно мыла посуду. В комнате царила мирная атмосфера.

— Интересно, — заметил Ален. — Как будто ничего не произошло, вечер как вечер.

— Нам ничто не мешает заняться делами, — отозвалась Дженет.

Столик возле кушетки был завален металлическими колесиками и прочими деталями. Дженет занималась сборкой электрических часов. Тут же лежали схемы и инструкции из комплекта конструктора. Так уж повелось. Образовательные развлечения: конструктор для индивидуума, фокусы для общественного времяпровождения.

— Как твои часы? — спросил Ален.

— Почти уже готовы. Потом будет электробритва.

Миссис Дафи, которая живет через площадку, сделала такую для мужа. Я ее видела. По-моему, очень удобная.

Ален показал на плиту.

— Эту штуку соорудила моя семья. В девяносто шестом году, мне тогда было одиннадцать. Тогда их работа казалась мне бессмысленной: печи, изготовленные автофаком, стоили совсем недорого. Но потом отец и брат объяснили мне Морак. Я никогда этого не забуду.

— Я обожаю мастерить разные вещи; это так забавно.

Ален задумался, продолжая курить. Все-таки удивительно, что он мог спокойно сидеть здесь после того, как всего двадцать четыре часа назад осквернил монумент.

— Я его высмеял, — произнес Ален вслух.

— Ты…

— Мы часто пользуемся таким приемом, когда готовим выпуск. Если какие-то качества предмета специально преувеличить, получится пародия. И тогда мы говорим, что высмеяли его. Обычно мы высмеиваем старые затасканные темы.

— Да, — кивнула она. — Я знаю. Я видела вашу пародию на Блэйк-Моффет.

— Меня беспокоит другое, — продолжал Ален. — В ночь с воскресенья на понедельник я высмеял статую Майора Штрайтера. А в понедельник утром в Агентство пришла Сью Фрост. В шесть вечера Ид а Пиз Хойт предложила мне стать директором Телемедиа.