Получив в свое распоряжение столь конкретную информацию о будущих событиях, Тамара впервые не стала предпринимать ровным счетом ничего . Она приветливо встретила девушку, которую привел домой Беня, мило поболтала с ней о том, о сем, даже не пытаясь очернить Беню в ее глазах или еще каким-либо образом отвадить от своего сына. Она прекрасно знала о том, что по внутренним часам Бенедикта уже недалек час супружеских ссор и размолвок, и поэтому не слишком удивилась, когда в один прекрасный день девушка перестала к ним приходить. Внутри Тамара по-человечески даже сочувствовала ей: каково выдержать разнос за те поступки, слова и мысли, которые ты еще не то что не сделал, не сказал и не подумал, — а еще даже повода не знаешь, по которому подумаешь, скажешь и сделаешь. В общем, свадьба не состоялась. И слава Богу.
После института Беня устроился на работу в один крупный НИИ, где и прозябал бы на нищенской зарплате бюджетного работника вплоть до самой пенсии, поскольку честолюбия и любви к звонкой монете был лишен напрочь. Но, как всегда в жизни Бени, случилось одно «но». Внезапно Бенедикт Александрович воспылал любовью к пылким монологам на тему либерализации общественных отношений, введения в обиход истинно народного демократизма, защиты прав обездоленных, стариков и детей, продажи земли в частную собственность и других животрепещущих вопросов современности. Тамара, услышав в какую сторону заносит ее первенца, совершенно рефлекторно схватилась за старенький диктофон одного из двойняшек и нажала на запись.
Этим вечером военный совет держали уже трое. Совет продолжался ровно минуту и свелся к четкому приказу Тамары: узнать, как люди становятся депутатами, и что для этого надо сделать.
Двойняшки исполнили требуемое и грамотно разработали стратегию проникновения брата в депутатскую элиту. Для подготовки пресс-релизов использовались старые диктофонные записи вечерних выступлений Бени на кухне, появление Бенедикта Ложкина на встречах с избирателями было строго дозированным и четко срежиссированным. На руку маленькому, но эффективному штабу будущего депутата сработало даже школьно-диссидентское прошлое Бени. В своих речах Бенедикт Ложкин был смел и открыт, и свободно говорил на такие темы, которые не решались поднимать даже признанные и заслуженные народные избранники и защитники. В итоге выборов Б.А. Ложкин со значительным отрывом от своего ближайшего конкурента прошел в депутаты.
На самом деле, де факто страна получила не одного, а как минимум трех новых депутатов, поскольку большую часть вопросов и проблем, стоящих перед свежеиспеченным избранником, взяли на себя двойняшки. Они встречались с представителями других депутатов, лоббировали, проталкивали нужные законопроекты, умело играли на чужих человеческих слабостях и ни на минуту не забывали о том, что им нужно кормить себя, свои семьи и, конечно же, маму, поэтому уже через полгода переехали в новые квартиры и отстроили дачи в очень ближнем Подмосковье. А Беня тем временем произносил пламенные речи на заседаниях, изобличал, призывал, боролся и настаивал. Вот и сегодня он набросился на коррумпированные и продажные органы власти, предложив депутатам открыто задекларировать свои доходы, добился вынесения своего предложения на открытое голосование и публикации его результатов в прессе. В итоге — практически единогласно депутаты проголосовали «за» и отправились пить водку в депутатский буфет, мечтая о том, чтобы какой-нибудь добрый человек четвертовал эту сволочь Ложкина, загнавшего всех в такую ловушку, выпутаться из которой и сохранить при этом лицо будет ой как нелегко. Сам же Бенедикт Ложкин как-то незаметно покинул зал заседаний и на метро отправился в Останкино, где долго бродил около пруда и Шереметьевской усадьбы, а потом сел на трамвай и поехал домой.
В квартире Бени меж тем назревала буря.
— Как вы могли его упустить!? Как!?
— Ма, да мы только на минутку отвлеклись, после голосования в зале такое началось — будь здоров! Народ аж искрил от напряжения …
— Да наплевать мне на ваш народ! Вы что, не понимаете — с ним может произойти ВСЕ, ЧТО УГОДНО! Особенно сейчас. На него с минуты на минуту начнется охота, Беня уже давно им всем как кость в горле, а после сегодняшнего…
— Ма, да не переживай ты! Ну, погуляет немного и вернется.
— Да ты понимаешь, что несешь! Когда это он в последний раз гулял, а?
— Ну, давно. Вот и захотелось ему по городу прошвырнуться. Че такого?
— «Че такого»! Да если вы мне его не найдете, не знаю, что я с вами сделаю! Боже, ни на кого положиться нельзя, даже на собственных сыновей! Раздолбаи!
В этот момент тренькнул дверной звонок. Тамара опрометью бросилась к двери и впустила причину своих расстройств и переживаний, запрыгала, засуетилась вокруг:
— Бенечка, сыночка! Ты как? С тобой все хорошо?
Бенедикт посмотрел на нее добро и внимательно, и чуть печально произнес:
— Я умер.
У Тамары едва не выпрыгнуло сердце из груди. Она обернулась к младшим и сквозь зубы зашипела: «Я же предупреждала»! Те лишь развели руками.
На экстренном семейном совете было решено Бенедикта из дома никуда не выпускать, шторы в доме не открывать на предмет возможного снайпера, а в средствах массовой информации опубликовать сообщение о болезни, которая на неопределенный срок подкосила известного правозащитника депутата Б.А. Ложкина. Помимо этого братья организовали круглосуточную охрану в подъезде и наружное наблюдение около дома.
Прошел месяц. Еще неделя. Еще пара дней. Бенедикт по-прежнему был светел и возвышенно печален, на расспросы ничего не отвечал, и большую часть времени проводил, лежа на своей кровати со скрещенными руками. Охрану сняли ввиду отсутствия любых попыток покуситься на Ложкинский покой (папарацци и прочих журналюг разогнали еще в первую неделю затворничества). В целом пресса давно перестала активно бурлить по поводу внезапного исчезновения Ложкина из общественной жизни, изредка выдавая короткие заметки на тему, что стоит за таким непонятным фортелем известного депутата, и не является ли он признаком политической трусости и моральной незрелости вышеозначенного господина.
В этот день Бенедикт встал с кровати, не дожидаясь, пока его поднимет мать или кто-нибудь из братьев. Привлеченные шумом в комнате, они вошли как раз в тот момент, когда Беня с широко разведенными в сторону руками и запрокинутой головой тянулся куда-то кверху, словно говорил: «Вот я! Возьмите меня!». На лице его играли солнечные лучи, пробивавшиеся из-за разошедшихся на окне тяжелых штор.
— Сыночка, ты жив? — на всякий случай осведомилась Тамара.
— Почти, — ответил Беня и улыбнулся такой сияющей улыбкой, что в один миг спало то страшное напряжение, которое давило на грудь Тамары и не давало спокойно спать двойняшкам весь прошлый месяц. Тамара облегченно вздохнула и обернулась к младшим сыновьям, чтобы разделить с ними эту нечаянную радость, это возвращение в мир живых, как Беня, все продолжая так особенно улыбаться, разбежался и, вышибив собой стекло, вылетел наружу. В тот миг, когда его тело стремительно неслось на встречу с землей, он уже перестал быть смешным чудаком и яростным правдолюбцем Бенедиктом Ложкиным. Он был крохотной девочкой по имени Ирма, которая упорно пробивалась на свет сквозь родовые пути, становясь первенцом бездетной доселе латышской пары, и последний вздох его был криком новорожденной.