И там были еще хрустящие хлебцы и настоящее скрэнтоновское соленое печенье. Да, еда, значит, была что надо, и как раз тут, насыщаясь, мы и услышали анекдот Мака Макмака, который я вам начал рассказывать.
Боюсь, слишком долго я добирался до самого анекдота, да мне хотелось, чтоб вы почувствовали обстановку, и потом, у меня еще есть одна забавная особенность: в газетах это называют чутьем драматурга.
Я всегда чувствовал, что из меня вышел бы совсем не плохой актер, не призови меня жизнь к более серьезным и ответственным делам. А мог бы стать режиссером или драматургом. Когда я был еще совсем молод и, как говорится, только пробивался, нас было человек шесть-семь - нет, должно быть, больше; всего в нашем кружке в разное время было человек одиннадцать-двенадцать, все, сами понимаете, любители, и мы поставили «Тетку Чарлея» и «Бокс и кокс». Скажу, не хвастая, что на мою долю доставалось аплодисментов больше всего. Когда мы играли на церковном празднике, публика хохотала до слез.
Но все же я часто думал: а может, мне лучше писать пьесы?
Как-нибудь на досуге - сейчас-то у меня, конечно, для такой чепухи времени нет; деловому человеку нужно быть сосредоточенным и не размениваться на мелочи, надо, так сказать, сконцентрировать свою энергию, - но как-нибудь я все же надеюсь попробовать свои силы и взяться за пьесу.
Есть у меня для комедии одна превосходная идейка.
В общем, так: мой герой, американец, попадает в одну захудалую, старомодную страну, где не сыщешь, черт побери, ни ванны, ни мороженого, но великих герцогов и прочей знати хоть пруд пруди.
Ну, и их премьер-министр, или принц Уэльский, или как бишь его, в общем, наследник их престола, так вот, против него заговор, и его похищают, и, оказывается, этот молодой человек, американец - я думаю сделать его газетчиком, хотя Делмерина, моя дочь, хочет, чтоб он был летчиком, - значит, оказывается, этот американец - вылитый наследник, и его, черт подери, принимают за похищенного и коронуют!
А тем временем он врезался в главную принцессу, а она - в него, и она думает: «Вот настоящий парень», - понимаете, что я хочу сказать? Но жениться на ней он не хочет, он считает, это было бы злой шуткой, - тут много всяких драматических осложнений и перипетий.
Понимаете, каков мой замысел? За него уже бралась масса народу, но я думаю внести нечто совсем новое.
Большинство авторов оставило бы беднягу американца в Униде, или Набиско, или как там назвать это дурацкое королевство. Но это было бы против всех моих идеалов американизма да и неоригинально. И я придумал такую развязку.
Он говорит принцессе всю правду, и они посылают к черту условности, женятся и едут в Америку, и там он процветает на службе, и, как по-вашему, разве это не образцовый Драматический Контраст: во втором акте их показали бы в заграничном дворце, само собой, изысканном, с гобеленами, хрустальными канделябрами и позолоченными стульями, но неуютном, - бог мой, таком запущенном, как прошлогоднее гнездо.
А в последнем акте вы увидите их счастливыми, как голубки, в современном американском доме со всеми удобствами.
Сперва я думал дать заключительную сцену в гостиной, но года два назад мне пришла в голову совсем свежая мысль. Что характернее для роскошной жизни американцев, чем настоящая столовая? Сцена в столовой во время завтрака!
Это будет солнечная современная комната, с легкими желтыми занавесками, пол выложен красными изразцами, и в клетке заливается канарейка. А на столе электрический аппарат для автоматического поджаривания хлебцев - они переворачиваются сами собой - и сверкающий электрический кофейник с ситечком, и молодые говорят друг другу: «Как это здорово - есть настоящее кукурузные хлопья и сосиски и пить натуральный кофе с вафлями и настоящий вермонтский кленовый сироп» вместо той ужасной жратвы, какую им давали в Европе: скажем, на завтрак пикули и кислая капуста и тому подобное.
Ну, тут является посол из этой европейской страны и просит героя вернуться - его сделают настоящим королем, но герой отвечает: «Дудки! Вы только посмотрите вокруг: вот где настоящие, первоклассные удобства». Ну, и так дальше, целая дискуссия на эту тему.
А в заключение, не побоюсь сказать, я придумал сногсшибательный номер: когда посол уже разошелся вовсю, появляется няня с их новорожденным сыном.
Но я, похоже, совсем забыл про анекдот. Как я уже говорил, Мак рассказал его нам в хижине у Джо, пока мы закусывали, и мне надо лишь повторить его вам - и точка: тогда уж можно бы приступить к игре.
Итак, кажется, эти трое - еврей, ирландец и англичанин - оказались на необитаемом острове, и с ними спаслась только эта прекрасная девушка, может, она была миссионерка, не знаю, но с виду просто персик. На борту все трое подкатывались к ней, но она была до того надменна, что не хотела даже говорить с ними. А на острове все жили в одной палатке, и она не могла обдавать их холодом: они ведь все для нее делали и построили эту стену, или баррикаду, или как там это называется, чем обносят хижину на необитаемых островах, чтобы уберечься от диких зверей; об этом еще всегда пишут в романах.
И она здорово подружилась со всей троицей, но никого из них не выбрала, и вот как-то вечером сидят эти парни и девушка вокруг костра, и каждый лезет из кожи вон, желая показать этой фифочке, что он для нее - сущая находка. (Хотелось бы мне, черт подери, чтоб вы это слышали от самого Мака!)
Сидят они у костра, и англичанин вставляет в глаз монокль и говорит ей: «Слушайте, моя прелесть, ведь это же просто грандиозно: вы и я могли бы основать на этом заброшенном островке новый доминион доброй старой Британской империи».
Вы бы животики надорвали, если б слышали, как Мак изображал англичанина, - все в точности: и интонация и любимые словечки. Таким же манером он изобразил еврея и ирландца. Поразительно! Этот парень - прирожденный комик, стоит один целого цирка.
И все ж мне, ребята, не хочется, чтоб кто-нибудь из вас считал Мака просто шутом. Если придет время печали и горестей, можете положиться на Мака. Он отнесется к вам так же серьезно и с сочувствием, как любой содержатель похоронного бюро.
Помню, ему поручили самые прекрасные похороны, какие я видел,- скажу вам, они сделали честь Зениту (и Маку), эти похороны; готов спорить, в самом Чикаго не было таких запомнившихся, таких трогательных похорон. Орден Тайной раки хоронил одного из лучших людей на свете, Эда С. Свенсона, великого специалиста по бракоразводным делам; говорили, Эд в суде всегда выигрывал, все равно, были основания для благоприятного решения или нет; это был адвокат что надо, законы его не беспокоили. «Я беру на себя закон, а вы - мой гонорар», - как он говорил в шутку, конечно, потому что вел он дела всегда честно.
И мало у кого в Зените была такая общественная жилка.
Он входил, например, в Комиссию улучшения внутригородского сообщения и перевозок, которая проложила новые трамвайные пути в пригороды Зенита, и если, скажем, сам Эд кое-что выгадал от того, что заранее знал, через какие пригороды пройдут эти новые линии, все же, по правде говоря, это только естественно, в конечном счете: ведь кто-то должен был на этом выгадать, не так ли? И это не имеет никакого отношения к тому, что он здорово постарался на пользу общества и не взял ни цента за свои услуги.
И он был одним из самых активных сторонников решения, которое принял наш отдел народного образования: в каждой школе каждый день полчаса изучать библию и начинать занятия с молитвы, пения государственного гимна и салюта американскому флагу.
Прекрасный парень - из тех, что определяют лицо наших самых прогрессивных городов. Эд и дома был очень мил, умел принять гостей - мог приготовить такой коктейль, что глаза на лоб лезли, и рассказывал мужские анекдоты, шельмец, почти так же здорово, как Мак.
Ну, конечно, орден хоронил Эда по первому разряду, и Мак всем заправлял, и стоило увидеть его тогда в черном костюме, послушать, как он успокаивал несчастную вдову, можно было подумать, что он вот-вот ударится в слезы. Вот была умора!