Я сполз ниже по спинке стула, вытянул ноги, скрестив лодыжки. Взял ручку, принялся рисовать у себя в блокноте трехмерные кубы.
— Я люблю грозу, — начала она, но я, не отвлекаясь, продолжил вычерчивать линии. — Гром, ливень, лужи, промокшую обувь. Когда надвигаются тучи, меня охватывает радостное предвкушение.
Я нахмурился. Сара любила дождь.
— Все кажется красивее под дождем. Не спрашивайте меня почему, — её голос звучал легко, естественно, словно она беседовала с другом. — Но в грозу словно открывается иной мир возможностей. Раньше я ощущала себя супергероем, катаясь на велосипеде по опасным скользким дорогам. Или Олимпийским атлетом, преодолевающим тяжелые испытания, чтобы добраться до финиша.
Сара сделала паузу. Я поднял ручку, осознав, что обрисовывал одну и ту же фигуру снова и снова.
— Но даже в солнечные дни, будучи маленькой девочкой, я просыпалась с тем же ощущением трепета. Ты заставлял меня чувствовать радостное предвкушение так же, как симфония грозы. Ты был моей бурей под солнцем, громом в скучном, безоблачном небе.
Меня пробрало подозрение; дыхание участилось. Это не монолог.
Она продолжила:
— Помню, я проглатывала завтрак так быстро, как могла, чтобы поскорее постучаться к тебе в дверь. Мы гуляли днями напролет, возвращаясь домой только поесть или поспать, играли в прятки, лазили по деревьям, ты качал меня на качелях.
Я ничего не смог поделать. Резко подняв голову, встретился с ней взглядом. Проклятье, мое сердце… такое ощущение, будто она сжимала его в своей руке.
Сара.
Она обращалась ко мне?
— Будучи твоей сообщницей, я снова поняла, что такое дом, — Сара пристально глядела на меня. — Видите ли, когда мне было десять, моя мама умерла. У нее был рак, и я потеряла её, толком не узнав. Мир казался таким ненадежным, я была так напугана. Но с тобой все опять встало на свои места. С тобой я стала смелой и свободной. Как будто часть меня, умершая вместе с мамой, ожила после встречи с тобой, и было уже не так больно. Мне было не больно, когда рядом был ты.
Черт, я не мог отдышаться. Зачем она это делает? Я ей безразличен.
— Но однажды, совершенно внезапно, я потеряла и тебя. Боль вернулась, мне было так плохо, когда ты меня возненавидел. Моя гроза ушла, ты стал жестоким. Этому не было объяснения. Ты просто исчез. И мое сердце разрывалось на части. Я скучала по тебе. Я скучала по маме.
По её щеке скатилась слеза. Я почувствовал, как сдавило горло.
Сара смотрела на меня как раньше – словно я для нее целая вселенная.
Горы мерзких воспоминаний закружились в голове, пока наблюдал за ней.
Гадости, которые устраивал, чтобы доказать свою силу. Чтобы доказать, что не нуждаюсь в том, кому не нужен.
Я тяжело сглотнул, стараясь утихомирить бешеный ритм у себя в груди.
Она меня любила?
Нет.
Сара лжет. Она наверняка лжет.
— Хуже всего стало, когда ты начал меня обижать. Твои слова и действия заставили меня возненавидеть школу. Из-за них я чувствовала себя некомфортно в собственном доме.
Её глаза наполнились слезами. Во мне зародилось желание разгромить все вокруг. Ей было больно. Я был несчастен. И ради чего?
— Все по-прежнему болит, но я знаю, в этом нет моей вины, — Сара поджала губы. — Я могла бы описать тебя множеством слов, однако лишь одно включает в себя грусть, злость, ничтожность, жалость – трус. Через год меня тут не будет, а ты останешься неудачником, чей высший предел существования ограничится школой, — её взгляд вновь сосредоточился на мне, голос зазвучал уверенней. — Ты был моей бурей, моим грозовым облаком, моим деревом под проливным дождем. Я любила все эти вещи, и я любила тебя. Но сейчас? Я думала, все сволочи водят немецкие машины, но оказалось, мерзавцы в Мустангах тоже могут оставлять шрамы.
Мои руки сжались в кулаки. Я чувствовал себя так, словно меня заточили в замкнутое пространство, из которого невозможно найти выход.
Я едва обратил внимание, когда класс ей зааплодировал – нет, устроил овацию. Всем казалось, что она “выступила” великолепно. Я же ни черта не понимал.
Сара вела себя так, будто переживала обо мне. Судя по её словам, она помнила все хорошее, что было между нами в прошлом. Но в конце… Сара словно попрощалась.
Она поклонилась, волосы рассыпались по её плечам, затем печально улыбнулась. Как будто ей было хорошо, но она чувствовала себя виноватой из-за этого.
Где-то вдалеке прозвенел звонок, я поднялся с места, прошел мимо парты Сары, к выходу, ощущая себя так, словно брел по туннелю. Люди суетились вокруг, поздравляли её с отлично проделанной работой, расходились по своим делам, будто мой мир сейчас не рухнул.
Все звуки смешались в белый шум. Я ничего не слышал, кроме своего пульса, отдававшегося в уши, пока шел по коридору в ошеломлении.
Прислонился лбом к прохладной, выложенной кафелем стене напротив кабинета Пенли, закрыл глаза. Что, черт побери, она сейчас со мной сделала?
Я едва дышал. С усилием пытался заполнить легкие воздухом.
Нет, нет… К черту.
Сара лжет. Это все притворство.
Когда мне было четырнадцать, я хотел только её. Я изнывал по ней, а она обо мне даже не думала. Пока я находился у отца тем летом, Сара не скучала по мне. Она не хотела меня тогда, не хочет сейчас.
В день своего возвращения я чертовски в ней нуждался, но она даже не вспомнила обо мне.
Проклятье, Сара. Не делай этого. Не пытайся морочить мне голову.
Боже, я больше не знал, чего хочу. Мне хотелось оставить её в покое. Забыть её.
Но затем я не хотел её забывать.
Может, мне просто хотелось обнять её, дышать ей, пока не вспомню, кто я такой.
Только я не мог. Мне нужно ненавидеть Сару. Необходимо, потому что, если некуда будет перенаправить всю эту энергию, я опять сорвусь. Я не справлюсь с ненавистью отца, если не переключусь на нее.
— До скорого, Кирилл.
Моргнув, обернулся.
Бен попрощался со мной. Сара шла рядом с ним. Она смотрела на меня как на пустое место. Словно я для нее ничего не значу, в то время как она являлась центром моей жизни.
Я спрятал кулаки в карманы толстовки, чтобы они не увидели, с какой силой я их сжал. Мне не впервой так делать на публике. Держать свой нрав в узде, не давая посторонним заметить бушующую внутри ярость.
Я скрипнул зубами. Она не сможет меня ранить.
Однако воздух, вырывавшийся из ноздрей, казался опаляющим, пока я провожал взглядом Сару и Бена. Она ушла с ним.
Сара только что порвала меня на части в классе. Она “выжила” после меня.
Я сжал кулаки с такой силой, что кости заболели.
— Подвезешь меня?
Мои челюсти сжались крепче, раздражение грозило прогрессировать в откровенную ярость. Даже не оборачиваясь, я понял, что это Крис.
В последние дни мне было не до нее. Я надеялся, она поймет намек и сама отвяжется. Но затем вспомнил, что Крис хороша только для одного.
— Молчи, — я развернулся, схватил её за руку не глядя, и потащил в ближайший туалет.
Мне нужно было выпустить пар, а Крис знала, что почем. Она как вода – принимает форму сосуда, в который ее наливают. Не противоречит, ничего не требует. Всегда находится поблизости, готовая на все.
Уроки закончились. В уборной было пусто, когда я ворвался в кабинку, сел на унитаз и притянул Крис себе на колени. Она хихикнула, кажется, только меня ни черта не заботило, с кем я, где нахожусь, что нас могут застать посторонние. Мне нужно уйти на дно. Забиться в какую-нибудь глубокую пещеру, чтобы не слышать собственных мыслей. Чтобы не представлять себе её золотистые волосы и зеленые глаза.
Сара.
Я сорвал розовый кардиган с Крис, атаковал её рот. Ничего приятного. Но это и не должно быть приятно.
Я просто хотел кончить. Хотел свести счеты.
Схватил бретельки её майки, опустил их вниз, вместе с лифчиком, до талии. Грудь Крис была в моем полном распоряжении, я поцеловал её, получив стон в ответ.
Мне было не больно, когда рядом был ты.
Я пытался сбежать от Сары, но она всегда меня настигала. Прижал Крис крепче, вдохнул аромат её кожи, желая, чтобы на ее месте оказалась другая.