— Это Донован тебя ударил? — спросила соц. работник у Макса о его нынешнем приемном отце, Дмитрии.
Прежде чем ответить, Макс посмотрел на меня, зная, что я пойму, если он соврет.
— Нет.
Мышцы в руках и ногах запылали.
Он соврал.
Макс лгал не для того, чтобы защитить Дмитрия. Ему известно, что я мог распознать его неискренность. Он всегда колебался, пристально глядя на меня, когда пытался обмануть. Я всегда знал.
Нет, брат вводил в заблуждение не меня. Он вводил в заблуждение её. Мы с Максом сводили счеты самостоятельно.
— Хорошо, — отрезала леди с планшетной папкой, когда я развернулся, чтобы наконец-то посмотреть ей в глаза. — Облегчу вам задачу. Мы предположим, что это его рук дело, и поместим тебя в приют до тех пор, пока не найдем новую семью.
Нет. Я закрыл глаза.
— Уроды хреновы, — выдавил, задыхаясь.
Внутри стало пусто. Я пытался совладать с эмоциями ради Макса.
Все свою жизнь мой брат спал в чужих постелях, жил с людьми, которым был не нужен. Наш отец таскал его из одной дыры в другую, бросал одного в сомнительных местах, пока Макс рос.
Достаточно. Макс и я – мы одна команда. Вместе мы сильнее. Еще немного, и последние крупицы его наивности увянут, сердце очерствеет, в нем не останется места ничему хорошему.
Тогда он станет таким, как я. Мне хотелось проорать этим людям, что никто не любил брата сильнее меня. Детям нужны не только еда и ночлег. Им нужно чувствовать себя в безопасности, чувствовать себя желанными. Чувствовать доверие. Сегодня Дмитрий не лишил моего брата этих вещей, потому что Макс изначально на него не рассчитывал. Однако он постарался, чтобы Макса вернули в приют, вновь поставив меня в положение, напомнившее, что я не мог помочь брату. Не мог его защитить.
Черт возьми, как же мне было ненавистно подобное чувство.
Выхватив пачку наличных из кармана, обнял брата, сунув деньги ему в руку. Не оглядываясь, развернулся и быстро вышел из смотровой.
Я недостоин смотреть ему в лицо.
Но одно знал точно. Я знал, как давать отпор.
— Мы направляемся туда, куда я думаю? — Дэвид поравнялся со мной. Меня даже не удивило, что он до сих пор находился здесь.
Дэвид хороший друг, а я обращался с ним не так, как он того заслуживал.
— Тебе не обязательно идти со мной, — предупредил его.
— Ты бы пошел ради меня? — поинтересовался Дэвид. Я глянул на него, дав понять, что вопрос идиотский.
— Да, — он кивнул. — Я так и думал.
Полчаса спустя Дэвид подъехал к дому Донованов. Я выскочил из машины еще до того, как он затормозил. Было поздно, в доме не горел свет, улица казалась безжизненной. Единственным источником звука был гул мотора GTO.
Я обернулся, глядя на своего друга поверх крыши машины.
— Тебе надо сматываться.
Он удивленно моргнул, вероятно, сомневаясь, что расслышал правильно. За последний месяц я доставил ему больше проблем, чем следовало. Конечно, драться было весело. Терять себя в одной девчонке за другой – тоже в меру занимательно, только Дэвид никогда бы не прыгнул с обрыва, не возглавь я путь.
Подойдет ли он к краю? Обязательно.
Глянет вниз? Непременно.
Но никогда не сделает последний шаг. Это я постоянно подталкивал его, позволял ему упасть. Однажды Дэвид не сможет подняться, и виноват буду я.
— Нет, — ответил он решительно. — Я не уйду.
Я едва заметно улыбнулся, прекрасно зная, что будет практически нереально его переубедить.
— Ты хороший друг, но я не потяну тебя на дно вместе с собой.
Достав телефон из кармана джинсов, набрал 112.
— Здравствуйте, — мой взгляд был прикован к Дэвиду во время разговора с департаментом полиции. — Я на Славянской улице , номер 1248, в Москве. Кто-то проник в наш дом, нам нужна полиция. И скорая.
Я сбросил вызов, наблюдая за шокированным Дэвидом.
— Они будут здесь минут через восемь. Поезжай, разбуди мою маму. Этим ты мне поможешь.
Кому-то, скорее всего законному опекуну, придется внести за меня залог.
Подходя к двухуровневому дому из красного и коричневого кирпича, я слышал работавший внутри телевизор. Перед ступеньками остановился, раздраженный тем, что Дэвид до сих пор не тронулся с места, в то же время гадая, почему мое сердце билось столь спокойно.
Почему я не нервничал? Не ощущал будоражащего кровь предвкушения?
Все равно, что в кафе за молочным коктейлем шел.
С Сарой я упивался даже малейшим нервным трепетом в ожидании нашего столкновения. Этого мне было достаточно для удовлетворения день ото дня. Сам не хотел признавать, но она неизменно присутствовала в моих мыслях. Я жил ради первого взгляда на нее утром и любого контакта с ней в течение дня.
От яркого отсвета экрана телевизора я прищурился и вздохнул.
Значит, сукин сын не спал.
Отлично.
Мы с Дмитрием Донованом общались редко, но каждый раз с взаимной неприязнью. Он говорил со мной словно с никчемным сопляком, и с Максом обращался точно так же.
Поднявшись на крыльцо, услышал отъехавшую машину Дэвида. Я открыл входную дверь, прошел в гостиную и остановился, загородив дверной проем.
Дмитрий глазом не моргнул, заорав:
— Какого черта ты тут делаешь?
Схватив стоявшую неподалеку напольную лампу на длинной деревянной подножке, выдернул шнур из розетки.
— Ты ударил моего брата, — ответил спокойно. — Я пришел рассчитаться.
***
— Вы не обязаны были вносить за меня залог, — я провел языком по приятно саднившему порезу в углу рта.
— Я не вносил, — ответил Джек, отец Сары. — Твоя мать внесла.
Он вел машину по тихим улочкам, держа путь к нашему кварталу. Солнце уже выглядывало из-за деревьев, отчего красно-золотистая листва светилась, словно охваченная пламенем.
Моя мать? Она там была?
Дэвид и Джек всю ночь провели в полицейском участке, ожидая, когда меня отпустят. Я был арестован, внесен в базу данных, и в итоге проспал несколько часов в камере.
Мудрый совет тем, кто дожидается освобождения под залог: ничего не происходит до утра.
Но если мать вытащила меня из тюрьмы, где она сейчас?
— Она дома? — спросил я.
— Нет, её там нет, — Джек свернул на перекрестке, понижая передачу на Бронко. — Твоя мама не в той форме, чтобы тебе помочь, Кирилл. Думаю, ты сам это понимаешь. Мы с ней поговорили прошлой ночью в участке. Она решила, что ей пора на некоторое время отправиться в Центр.
В его зеленых глазах, устремленных в лобовое стекло, плескался океан слов, которые он никогда не произнесет. В этом аспекте они с Сарой были похожи. Если Джек начинал орать, значит, тебе пора заткнуться и слушать. Он редко говорил не по делу, ненавидел пустую болтовню. Становилось предельно очевидно, когда Джек и Сара доходили до последней грани терпения.
— Реабилитационный центр? — уточнил я.
— Самое время, тебе так не кажется? — парировал он.
Я откинул голову на подголовник, посмотрев в окно. Да, думаю, пора.
Но в голову все равно закралось опасение. Я привык к тому, как жила моя мать. Как жил я. Джек мог осуждать нас. Остальные могли жалеть.
Только для нас это норма.
Я никогда не жалел бедных детей или людей в непростых ситуациях. Если кроме этого они ничего не знали, значит, не страдали так сильно, как могло показаться окружающим. Такая у них жизнь. Адская, конечно, однако привычная.
— Надолго? — я, все-таки, еще несовершеннолетний. Не знаю, как будут обстоять дела на период её отсутствия.
— По крайней мере, на месяц, — Джек подъехал к своему дому. Из-за утренней зари и росы, дерево между нашими с Сарой окнами сверкало – будто солнечные блики отражались от поверхности озера.
— А со мной что?
— Будем решать проблемы по мере поступления, — он вздохнул, когда мы вылезли из машины. — Сегодня ты останешься у меня. Примешь душ, поешь, несколько часов поспишь. Я разбужу тебя к ланчу, и мы поговорим.