Джек вручил мне сумку, лежавшую на заднем сиденье, после чего направился к крыльцу.
— Мама собрала тебе сменную одежду. Поднимайся к Саре в комнату, приведи себя в порядок, а я пока приготовлю чего-нибудь перекусить.
Ноги встали как вкопанные. В комнату Сары? Ну уж нет.
— Я не буду спать у нее в комнате, — я нахмурился; сердце колотилось настолько часто и быстро, что трудно было отдышаться. — На диване лягу, или еще где-нибудь.
Он остановился, прежде чем отомкнуть входную дверь, затем развернулся ко мне, смерив взглядом, явно говорившим “со-мной-шутки-плохи”.
— У нас всего три спальни, Кирилл: моя, Сары, а третью я переделал в рабочий кабинет. Единственная доступная в доме кровать – кровать Сары, — Джек говорил вкрадчиво, словно объяснялся с маленьким ребенком. — Именно на ней ты будешь спать. Теперь отправляйся в ванную.
Несколько секунд я пристально смотрел на него, сжав губы, не моргая. Старательно подыскивал ответную реплику. Но ничего достойного не придумал.
В конце концов, шумно выдохнул, потому что больше ничего не мог сделать. Джек всю ночь проторчал в полицейском участке и пытался помочь моей матери.
Впервые за последние два года мне предстояло уснуть в комнате Сары. Ну и что? Переживу. Черт, если бы она узнала, что я здесь, то её возмущения были бы слышны даже из Франции.
Эта мысль вызвала у меня настоящую улыбку, а кровь разгорячилась, как от приличной дозы сладостей.
Закрыв глаза, насладился ощущением тепла, по которому так сильно скучал. Ощущением, от которого сердце билось быстрее, будто крича: “Ты все еще жив, засранец!”.
Джек удалился на кухню, я же поплелся наверх, к Саре. Чем ближе подходил, тем сильнее дрожали колени.
Дверь была открыта. Она всегда оставалась открыта. Саре нечего было скрывать, в отличие от меня.
Осторожно ступая, словно исследователь по нестабильной почве, вошел в комнату, оглянулся вокруг, отмечая, что изменилось, а что – нет.
Всегда уважал эту девчонку за отвращение к розовому цвету. Она его переносила только в сочетании с черным. Стены в её спальне были снизу выкрашены в красный цвет, а сверху обклеены обоями в черно-белую полоску; границу слоев разделяла белая деревянная планка. Постельное белье на кровати – темно-серое, с узором в виде черных листьев. Совсем немного украшений – подсвечники, несколько фотографий и постеров.
Весьма лаконично. Весьма в стиле Сары.
Также я заметил, что тут ничего не напоминало обо мне. Ни фото, ни сувениров, оставшихся со времен нашего детства. Я знал, почему, только вот не понимал, с чего вдруг это меня беспокоило.
Бросил сумку на пол и подошел к древнему CD-плееру. На тумбочке стоял док для айпода, но самого айпода не наблюдалось. Вероятно, забрала с собой во Францию.
Чертово любопытство грызло меня изнутри, поэтому я нажал несколько кнопок, включая плеер. Я знал, что она не слушала радио; по её мнению, там крутили в основном сплошной отстой.
Заиграла песня “Dearest Helpless” группы Silverchair, и я не сдержался – в груди все затряслось от сдерживаемого смеха. Отступив назад, прилег на кровать, позволив музыке завладеть мной.
— Не понимаю, как ты слушаешь это альтернативное дерьмо, Сара.
Я сижу на кровати, сердито глядя на нее, только все равно не могу скрыть улыбку. Несмотря на то, что подначиваю её, мне нравится видеть Сару счастливой.
К тому же, она сейчас выглядит чертовски мило.
— Это не дерьмо! — возражает Сара, широко распахивая глаза. — Это единственный альбом, каждую песню которого я в состоянии слушать с равносильным удовольствием.
Отклоняюсь назад, опираясь на руки, и вздыхаю.
— Они плаксивые, — подмечаю я. В ответ она делает вид, будто играет на гитаре, надув губы.
Наблюдая за ней – а я могу заниматься этим каждую минуту каждого дня – понимаю, что мои жалобы безосновательны. Ради нее я бы высидел миллион концертов Silverchair.
Наши отношения меняются. А может, только для меня меняются, не знаю. Надеюсь, и для нее тоже.
Раньше мы общались легко и дружелюбно. Теперь все по-другому. Всякий раз, когда вижу Сару в последнее время, мне хочется схватить её и поцеловать. Такое ощущение, что со мной что-то не так. Моя кровь закипает, стоит ей надеть короткие джинсовые шорты – такие, в каких она сейчас. Даже её мешковатая черная футболка с Nine Inch Nails меня заводит.
Потому что это моя футболка.
Сара когда-то одолжила её, но так и не вернула. Или я сказал, чтобы она оставила футболку себе. Однажды ночью заметил, как она в ней спит, после чего уже не захотел забирать. От идеи, что во сне моя одежда касается её тела, создается впечатление, будто Сара – тоже моя. Мне нравится быть рядом с ней, даже если на самом деле нахожусь в другом месте.
— Ооо, моя любимая часть! — визжит Сара, когда начинается припев, и с еще большим энтузиазмом отжигает на невидимом инструменте.
Едва она поморщит носом, от малейшего движения её бедер у меня в штанах становится тесно. Какого черта?
Нам всего четырнадцать. Подобные идеи не должны приходить мне на ум, но, черт, я не могу их остановить.
То есть, проклятье, вчера я даже не смог наблюдать, как Сара делает домашнее задание по математике, потому что её задумчивое выражение было таким милым, что мне жутко хотелось перетащить её к себе на колени. Хреново, когда не выдается возможности к ней прикоснуться.
— Ладно, я так больше не могу, — бормочу, поднимаясь с кровати, чтобы выключить музыку. Лишь бы отвлечься от назревающего стояка.
— Нет! — выкрикивает Сара, но я слышу смех в её голосе, пока она хватает меня за руки.
Сделав выброс, легко щипаю её за бок, потому что знаю, насколько она боится щекотки. Сара уворачивается, только я до нее дотронулся, и теперь не хочу останавливаться. Мы поочередно щекочим друг друга, пытаясь добраться до CD-плеера.
— Хорошо, я его выключу! — кричит она сквозь смех, когда мои пальцы перемещаются ей на живот. — Прекрати! — Сара хихикает, прислоняясь ко мне спиной.
Я закрываю глаза, оставив руки на её талии, уткнувшись носом ей в волосы. То, чего я хочу от нее, меня пугает. Боюсь, и её это напугает. И уж точно напугает её отца.
Но я подожду, потому что другого выбора нет. До конца жизни мне не нужна будет другая. Пора собраться с мужеством и признаться ей.
— Пошли вечером на пруд, — говорю тише, чем собирался. Голос надламывается; не уверен, от нервов или от страха.
Наверно, и от того, и от другого. Это должно случиться на нашем пруду. Именно там я хочу признаться ей в любви. Мы часто туда ходим. На пикники или просто погулять. Бывает, даже ночью сбегаем, чтобы прокатиться до пруда на великах.
Сара отклоняется немного назад, глядя на меня с легкой улыбкой.
— Не могу. Не сегодня.
Мои плечи поникают, но я быстро оправляюсь.
— Почему?
Она не смотрит на меня, заправляя волосы за уши, и отходит в сторону, присаживаясь на кровать.
Мозг сдавливает от страха, словно по нему прошелся огромный бегемот. Сара сейчас скажет то, что мне не понравится.
— Я иду в кино, — поясняет она, натянуто улыбаясь. — С Уиллом.
Я сглатываю; сердце колотится, едва не выламывая ребра. Уилл учится с нами, и я его ненавижу. Он уже около года ошивается вокруг Сары. Их отцы вместе играют в гольф. А в эту часть ее жизни я не вовлечен.
Уилл ничем не лучше меня. Его семья не имеет больше денег или более шикарный дом. Однако они связаны с семьей Сары, в то время как мои родители… не связаны ни с чем. Папа Сары пытался пару раз взять меня с собой в гольф-клуб, только я не втянулся. Из общего у нас – пристрастие к починке машин.
Сощурившись, пытаюсь совладать со злостью.
— Когда он тебя пригласил?
Сара встречается со мной взглядом не дольше секунды. Я вижу, что ей некомфортно.
— Вчера, пока наши папы играли в гольф.
— А, /— отвечаю едва слышно; мое лицо вспыхивает. — И ты согласилась?