— Это та самая часть, где ты сталкиваешься с последствиями, Кирилл! — заорал Джек, пресекая мои возражения. — Если не устраивает ни одна из предложенных опций, тогда тебя отправят в колонию для несовершеннолетних… или тюрьму. Ты уже не в первый раз ввязываешься в переделки. Судья хочет произвести на тебя впечатление. Каждую субботу ты будешь ездить к отцу, и посмотришь… не на то, почему он туда попал… а на то, что, без сомнения, время, проведенное в заточении, сделало с ним, — он покачал головой. — Тюрьма делает с тобой две вещи, Кирилл. Либо превращает в слабака, либо убивает. Оба варианта ни к чему хорошему не приводят.
В глазах защипало.
— Но…
— Твоему брату не будет пользы, если тебя отправят в исправительное учреждение, — высказав свою точку зрения, Джек вышел из кухни, а потом и из дома.
Что, черт возьми, сейчас произошло?
Я сжал край серой мраморной столешницы, желая сорвать её, и заодно разнести весь мир на мелкие кусочки.
Проклятье.
Было трудно дышать; ребра ныли от каждого движения. Я не мог видеться с этим ублюдком каждую неделю! Ни за что! Может, мне стоило рассказать мистеру Брауну обо всем. Обо всем. Должно же быть другое решение.
Поднявшись из-за стола, я побежал в комнату Сары, перелез через балкон на дерево, затем перебрался в свою собственную спальню.
К черту его. Всех к черту.
Включив на айподе “I Don’t Care” Апокалиптики, увалился на кровать, размеренно дыша до тех пор, пока дыра внутри не перестала гореть.
Боже, я скучал по ней.
Реальность была мне противна, но это правда. Когда я ненавидел Сару, мой мир уменьшался. Я не видел других проблем: маму, отца, брата, скитавшегося по приемным семьям. Если бы она оказалась здесь, меня бы не мучали приступы удушья и всплески эмоций.
Глупо, знаю. Как будто Сара должна быть поблизости, только чтобы я мог оттолкнуть её, как мне вздумается. Но я в ней нуждался. Мне нужно было её увидеть.
Протянув руку, ухватился за ручку прикроватной тумбочки, где хранил наши детские фотографии, но затем отпустил. Нет. Не стану на них смотреть. Достаточно фигово то, что я сохранил фото. Выбросить или уничтожить их представлялось невозможным. Она обладала неограниченной властью надо мной.
Но с меня хватит.
Хорошо.
Пусть думают, что я согласился играть по их правилам. Мистер Браун прав – нет ничего важнее моего брата. Ему не будет пользы, если я попаду в тюрьму.
Только ни к каким чертовым психологам обращаться я не собирался. Вздохнув, сел на кровати. Остаются встречи с подонком-папашей, значит.
Я натянул темные потертые джинсы, белую футболку и уложил волосы гелем, наверно, в первый раз за неделю.
Спустившись вниз и выйдя через парадную дверь, нашел отца Сары в их гараже. Он доставал всякую мелочь из своей старой Шеви Нова. Раньше мы с Сарой помогали ему с мелким ремонтом, но тачка всегда была на ходу.
Похоже, Джек расчищал багажник и салон от личного барахла.
— Мне нужно заменить свечи на моей машине, — сказал ему. — А потом загляну в мастерскую Файрфакс по поводу работы и заеду домой за одеждой. Буду у вас к ужину.
— К шести, — конкретизировал Джек, улыбнувшись одним уголком рта.
Я надел очки и направился к выходу, но остановился, развернувшись обратно.
— Вы ведь не расскажете Саре, правда? — уточнил я. — Про арест, про мою семью, про то, что жил тут?
Он глянул на меня так, словно я сказал, что брокколи фиолетового цвета.
— С чего бы мне рассказывать?
И на том спасибо.
***
Меньше суток спустя я стоял перед очередным копом, который меня досматривал, однако на сей раз не потому, что вляпался в неприятности.
Согласно предписанию судьи, я мог начать навещать отца через несколько недель. Они хотели сначала получить разрешение моей матери, но я не собирался ждать. Чем скорее начну, тем быстрее все закончится.
— Через те двери, там найдешь камеры хранения, куда можешь положить свои ключи и телефон. Цепь для бумажника тоже оставь, пацан.
Я смерил взглядом тюремного офицера, похожего на неонациста, всем своим видом говоря, что он мог засунуть свои приказы себе в задницу. Мужик был лысый, с бледной кожей, будто в жизни солнца не видел, и толстый (да, такое случается, если пожирать ежедневно дюжину пончиков с кремом). Я хотел, чтобы вещи остались при мне, на случай, если решу развернуться и уйти, увидев мерзкого ублюдка, именуемого отцом.
Мой отец. От этих слов желудок свело.
— Как вообще это все происходит? — неохотно поинтересовался. — Он, типа, в клетке будет сидеть, а разговаривать через вентиляционные отверстия, или там телефоны есть?
Не в моем стиле задавать вопросы. Я либо самостоятельно во всем разбирался, либо молча плыл по течению. Но мышцы сковывало от идеи, что мне предстояло встретиться с этим сумасшедшим мудаком. Я хотел точно знать, с чем столкнусь. Уж лучше показаться беспомощным ребенком перед копом, если это поможет выглядеть мужественно перед отцом.
— Клетки с вентиляционными отверстиями? — поддразнил неонацист с полицейским значком. — “Побега” насмотрелся?
Придурок.
Он явно пытался сдержать улыбку, отмыкая двухстворчатые двери.
— Игорь Незборецкий сидит не за убийство или изнасилование. Так что дополнительных мер предосторожности не предусмотрено, пацан.
Нет, конечно, не предусмотрено. Он ведь совсем не опасен. Совершенно.
Вздернув подбородок, спокойно прошел через двери.
— Меня зовут Кирилл, — поправил его ровным тоном. — А не “пацан”.
Комната для посещений – если её вообще так называли – напоминала школьную столовую. Скамейки, столы, автоматы с едой. Окна на южной стене впускали достаточно света, но не слишком много.
Сегодня суббота, поэтому помещение было забито народом. Женщины держали детей на руках, в то время как мужья, бойфренды и прочие родственники улыбались, разговаривая с ними. Матери обнимали сыновей, дети сторонились отцов, которых не знали.
Столько “счастья”, что просто ужас.
Оглядев комнату, своего папашу я не заметил, и не знал, должен ли присесть и дождаться, когда его вызовут. Глаза разбегались во все стороны. Мне не нравилось, что я не имел понятия, где он находится, а ему мое положение могло быть уже известно. Во рту пересохло, стук сердца отдавался в ушах, однако я заставил себя успокоиться и сделать то, что делал всегда.
Осматриваясь вокруг, постарался выглядеть невозмутимо и уверенно, держаться по-хозяйски.
— Кирилл, — произнес мужской голос.
Я замер.
Этот хриплый голос преследовал меня во сне. Он всегда звучал одинаково. Терпеливо.
Как змея, крадущаяся к своей добыче.
Я медленно пошел на звук, пока на глаза не попался мужчина за сорок, с белокурыми волосами, завивавшимися вокруг ушей, и синими глазами.
Отец сидел за столом, опершись локтями о столешницу, сплетя пальцы, одетый в бежевую рубашку и белую футболку. Наверно, на нем были брюки под цвет рубашке, только я даже не позаботился проверить.
Никак не мог отвести взгляд от его лица. Ничего не изменилось. Если не считать гладко выбритых щек и более здоровой на вид кожи (полагаю, потому что он больше не принимал наркотики), выглядел отец так же. Волосы по-прежнему с проседью. Он всегда был среднего телосложения, но сейчас казался немного худощавее. Сомневаюсь, что заключенные имели шансы растолстеть в тюрьме.
От того, как он на меня смотрел, начали потеть ладони. К несчастью, это тоже не изменилось. Глаза у него были холодные и отчужденные, с налетом чего-то еще. Может, изумления?
Словно он знал что-то, чего не должен был знать.
Он знал все, – напомнил я себе.
Внезапно я снова вернулся в его кухню, парализованный от отчаяния, с саднящими от веревки запястьями.
Сунув руку в карман, достал вещь, без которой мне точно не обойтись. Глиняный кулон Сары.
Я сжал его в кулаке, сразу же почувствовав себя сильнее. Технически, кулон предназначался для её матери, но я забрал его с кладбища однажды. Сначала уверял себя, что пытался его сберечь. Чтобы он наверняка сохранился. Позже кулон стал еще одной частичкой Сары, которой я мог завладеть.