Лицо Софьи, пока она спустилась этажом ниже — от кабинета Олега Христофоровича до лаборатории, — сохраняло безмятежную улыбку. Сейчас оно приняло встревоженное и озабоченное выражение, как у человека, узнавшего о чем-то очень неожиданном и опасном. Она резко распахнула дверь. В лаборатории были только Павел и Лубенцов. Из сосуда Дюара они переливали жидкий воздух в новую, дополнительную ловушку влаги.
— Приехал Сергеев, — сказала Софья. — Сегодня будет у нас.
— Какой Сергеев? — спросил Павел. — Из комитета.
— Ох и даст же он нам духу, — покрутил головой Лубенцов так, что нельзя было понять — то ли он испуган тем, что «даст духу», то ли восхищен этим.
Софья вписала в экспериментальный журнал дату и номер, и они молча приступили к очередному эксперименту. Софье не терпелось хоть на минутку выдворить из лаборатории Лубенцова, но она не могла подыскать предлога. И когда Лубенцова позвали к телефону, а телефон находился в конце коридора, она подумала, что Лубенцова мог бы вызвать и Олег Христофорович. Если бы она попросила об этом. А впрочем — так лучше.
— Я хотела сказать тебе несколько слов, — сказала она.
— Только не сейчас, — ответил Павел, как человек, который ожидал этого разговора.
— Я не об этом, — презрительно усмехнулась Софья. — Ты знаешь, кто такой Сергеев?
— Знаю, — буркнул Павел.
— И знаешь, зачем он приехал?
— Знаю. Внедрять.
— Внедрять пока нечего. И боюсь, не будет и позже. Он приехал закрыть нашу работу. Как безнадежную.
Павел молчал. Таким его Софья еще не видела. Он повернулся к ней спиной, и ей показалось, что он запихивает в рот кулак.
— Ну и пусть, — сказал он хрипло, не поворачиваясь.
— Есть лишь один выход, — сказала Софья и умолкла, ожидая вопроса.
— Какой? — не скоро спросил Павел.
— Не лучший, но выход. Он любит все пощупать собственными руками. Он придет в лабораторию. Так вот — дать обогащенную смесь. И получить в реакторе — хоть на шесть процентов больше.
Павел покачал головой…
— Пойми же, ведь прежде получалось. Неужели ты хочешь, чтобы работу закрыли?.. Ведь ты — только этим живешь. Что у тебя останется?..
— Ты Олегу Христофоровичу говорила об этом?.. Только правду.
Софья минутку колебалась.
— Да, — сказала она.
— И что же он?
— Не говорит ни да, ни нет. Как всегда.
— Хорошо. Я подумаю.
— Думать — поздно. Думать прежде надо было…
Остальное Софья произнесла уже в уме.
…Сухое, нездоровое лицо Сергеева с влажной слипшейся прядью на лбу сохраняло непроницаемое выражение. Но, по-видимому, экспериментом, проведенным у него на глазах, он остался доволен.
— Почему такие скачки? — спросил он у Павла.
— Не знаю, — ответил Павел. — У нас…
— На этот вопрос мы пока затрудняемся ответить, — перебил его Олег Христофорович. — Вы ведь сами знаете: катализ — это алхимия. Над этим мы сейчас работаем. И дело продвигается, можно считать, успешно.
— Когда это можно будет внедрить в производство?
— Мы надеемся, что в скором времени…
— А я вам советую прямо сейчас передать ваш промотор производственникам. Вот хоть на одиннадцатый завод. А там, в процессе освоения, вся эта наука и выяснится… Вот так, как говорится, в тесном содружестве, дело и пойдет на лад. Вы небось тоже готовы меня делягой обозвать, — обратился он к Павлу, который смотрел на него со странным выражением растерянности и упрямства. И, отвечая уже не приписанным им Павлу словам, а каким-то другим людям, он продолжал резко и зло: — Да, я деляга… Я в цирке видел, как у человека изо рта шелковую ленту вытягивают. Но заводов, на которых бы вытягивали шелковую ленту изо рта у рабочих, я еще что-то не встречал. А то, что мне в лабораториях показывают, — часто похоже на такого фокусника. В лаборатории — тянут изо рта, — повторил он полюбившееся ему сравнение, — а на заводах по старинке станки грохочут…
Павел покраснел, втянул голову в плечи.
— Вы не обижайтесь, не о вас говорю. Но промотор — ускоритель по-русски. А у нас с вами задача ясная. Коммунизм. И для этого нам много промоторов понадобится…