При следующих встречах Лена уже не сомневалась, что Алексей поджидает их специально. Но кого из них? На ее глазах, буквально за три вечера, Алексей очень сблизился с Валентином Николаевичем. Они много и оживленно разговаривали, и Лена с огорчением чувствовала себя лишней.
Однако уже через неделю установился такой порядок: они сначала провожали Валентина Николаевича, а затем Алексей — Лену. При этом он каждый раз выбирал все более длинный путь.
Морозы держались недолго — Лена присматривалась к кленам и вскоре увидела, как с деревьев в самом деле падают редкие капли.
В эту субботу было совсем по-весеннему тепло, и Валентин Николаевич предложил пойти в парк над Днепром.
Тончайшие веточки деревьев переплелись между собой так, что казалось — это корни, что деревья повернуты вниз головой, а днепровский ветер с запахом талого снега и весенних луж дул порывами.
— Посидим, — сказал Валентин Николаевич. Он курил, и для того, чтобы закурить, ему нужно было обязательно сесть.
Они сели на скамье перед фонтаном с бассейном, заполненным грязной талой водой.
— …Таков поэт у Пушкина, — продолжал Валентин Николаевич разговор, начатый еще в редакции при встрече. — Он пророк. Так и названо стихотворение. Его назначение в том, чтобы словом жечь людские сердца.
И очень странно, что литературоведы, написавшие о произведениях Пушкина и Лермонтова монбланы, эвересты книг, — очень странно, что они не заметили вещи, которая сама бросается в глаза…
— Чего же именно? — спросил Алексей.
— Лермонтов написал продолжение пушкинского «Пророка». Под тем же названием. Тем же размером. Вот пушкинский «Пророк» отправился в обход морей и земель, чтобы жечь глаголом сердца людей. Но
Он стал провозглашать «любви и правды чистые ученья», но ближние в него бросали камни, он бежал из городов, о нем «старцы детям говорят с улыбкою самолюбивой»:
Вот разница между Пушкиным и Лермонтовым во взгляде на роль поэта. И это не случайно.
— Но нельзя же, — несмело возразила Лена, — только на основании этого стихотворения делать вывод обо всем мировоззрении поэта. Лермонтов написал и «На смерть поэта»…
— Конечно. Но именно в том, что Лермонтов написал продолжение пушкинского «Пророка» (а я уверен, что это так), несомненно было желание возразить Пушкину… Однако я не об этом. Я о том — и это главное, — что пути, какими приходит большой поэт к тем или другим идеям, всегда неожиданны и часто могут быть объяснены не столько сознанием, сколько подсознанием. И именно этой мысли будет посвящена моя книга.
Он нервно переплел пальцы, и Лена по привычке отметила про себя, что большой палец левой руки лежит у него сверху.
— Как она будет называться? — спросила Лена.
— «Поэт», — ответил Валентин Николаевич. Помолчал и снова сказал, но глуше и тише: — «Поэт».
В малиновом небе висела синяя, лохматая туча.
— Хотите, — спросил Валентин Николаевич, обращаясь к Алексею, — я расскажу вам о своей книге?
В голосе его чувствовалось затаенное волнение.
— Конечно, — с искренним интересом отозвался Алексей.
— Ну вот, представьте себе человека лет за сорок, с широким, немного одутловатым лицом, с набрякшими веками и красными жилками в глазах. Это от ночного чтения. Только в редкие минуты — гнева или увлечения — глаза у него широко открываются, и тогда видно, что они очень большие и серые.
Таков мой герой. Он работает в маленькой провинциальной газете, он литературный правщик, переводчик и поэт, стихи которого газета публикует в дни разных торжественных событий.
Живет он один в квартире с множеством соседей. Когда-то у него была жена, но много лет тому назад она ушла от него с каким-то артистом, потрясшим сердца провинциальных зрителей ролью буйно помешанного.
В комнате у него сравнительно чисто, но по-холостяцки неуютно, безрадостно.