— Не понимаю, что мы делаем, — заметила она, — разве что снимаем рекламу для сумасшедшего дома.
Никто не обратил на ее слова ни малейшего внимания. Ромстед тоже промолчал; он углубился в анализ происходящего в поисках какого-нибудь упущения, которое подарило бы им хоть маленький лучик надежды. Очевидно, Полетт тоже поедет, а этого он совсем не ожидал. Пока тот, кто находился рядом с Полетт, держал его на мушке, другой открыл наручники и достал короткую цепь со стальными кольцами на концах. Один из наручников остался на левом запястье Ромстеда, а другой пристегнули к одному из колец цепи. Дверцы были закрыты, и Ромстед заметил, что в правой дверце тоже проделано отверстие. Значит, он оказался прав насчет стержня. Тот, кто находился рядом с ним, нагнулся. Конец стержня появился слева из отверстия в дверце, прямо над ручкой. Он прошел сквозь нижнее кольцо цепи, затем между скованными руками Полетт и через отверстие в правой дверце. Ромстед услышал, как на концы стержня надели шайбы и навернули гайки, затянув их гаечным ключом. «Ничего себе, — подумал он. — Из машины не выбраться, пока добрый дядя не выпустит».
Полудюймовый стержень прошел между животом и коленями, пригвоздив их к сиденьям. Даже без наручников отсюда не выбраться, как из кресла с пристегнутым ремнем безопасности. Намертво закрепленный стержень не даст открыть двери. Правая рука Ромстеда оставалась свободной, а длина цепи на левой позволяла положить руку на руль и вести машину — но это все. Он не смог бы даже приподняться с сиденья или дотянуться до чего-нибудь в машине.
— Она тоже должна ехать? — спросил он.
— Эт-точна, — ответил Техасец справа. — Конешна, ты не сможешь сама опустить стекла, детка, но зато не буш беспокоиться о своей прическе.
Полетт не обратила внимания на его слова. Один из софитов на штативе подтащили к машине и поставили так, чтобы он светил через ветровое стекло. Кесслер с «Полароидом» встал слева от Ромстеда.
— Левую руку на руль, Ромстед, — приказал он. — И оба смотрите сюда. — Они повернулись. Кесслер щелкнул.
«Очень уж осторожен, — отметил Ромстед, — старается, чтобы ничего из внутреннего интерьера машины не попало в кадр. Только мы двое и задник с другой стороны». Когда появился снимок, Кесслер удовлетворенно кивнул. Приблизившись, он сделал снимок под углом, чтобы запечатлеть в деталях стержень и наручники.
Потом стержень убрали и их выпустили из машины. Руки Ромстеда снова сковали впереди, и пока Кесслер фотографировал что-то на полу машины за передним сиденьем — на этот раз со вспышкой, — Техасец держал их под прицелом дробовика. Когда Кесслер сделал два снимка, он кивнул Техасцу:
— Ну ладно, теперь покажите им. Шевельнув дробовиком, Техасец кивнул. Ромстед проковылял вперед и заглянул за откинутое вперед сиденье. Света от софитов хватило, чтобы разглядеть все как следует. Но увиденное мало о чем ему говорило, кроме одного предмета, от которого его бросило в дрожь. Квадратный алюминиевый ящик с электронной начинкой, — явно самодельной, потому что нигде не было видно пластинки с клеймом производителя, — установленный на пористую резину и прикрепленный к полу в дальнем конце салона. С ближней стороны стоял комплект аккумуляторов, а между ними и ящиком по полу свободно лежали соединительные провода. Динамитные машинки были почти не заметны, но Ромстед знал, что Кесслер вписал его в кадр именно так, как ему хотелось.
От двух связок динамита — по одной под каждым сиденьем — виднелись только края. В каждой связке по семь динамитных шашек, скрепленных вместе, а к центральной шашке каждой связки прикреплена капсула взрывателя. Оголенные провода взрывателя соединялись с теми, что тянулись, по полу.
— Это только для снимков, — пояснил Кесслер. — Мы разрядим устройство, пока вас не посадят в машину.
«Какое великодушие, какое благородство, — подумал Ромстед. — Только чего оно стоит, если кто-то из бандитов должен вести машину до места. На меня-то уж наверняка наденут наручники и завяжут глаза». Потом Кесслер принялся снимать со вспышкой внутренности багажника. Получившийся снимок его вполне устроил.
— Ну ладно, — сказал он, — пусть посмотрят.
Техасец махнул дробовиком. Ромстед вперевалку подошел к багажнику. Он тоже был нашпигован колдовской электроникой на пористой резине, — и опять все самодельное, соединенное изолированными проводами и кабелями. Но внимание Ромстеда привлек ящик, не менее зловещий с виду, чем динамит. Ящик занимал почти весь багажник, в него вместилась бы пара больших чемоданов. Он был сделан из покрытой асбестом четвертьдюймовой стали, а на откидной крышке имелся мощный запор.
— Все ясно? — спросил Кесслер.
— Само собой, — мрачно подтвердил Ромстед. — Только зачем нам тогда ехать?
— Вы не правильно интерпретируете наши намерения. Вам надо знать, что мы не блефуем; если вы нас вынудите, мы взорвем машину. Вы опасный человек, Ромстед, и мы это признаем. Начать с того, что вы слишком уж похожи на того старого черта. К тому же мы разузнали кое-что из вашего прошлого, так что если случится непредвиденное, нам не придется опасаться, что взрыв разбросает деньги по доброй половине штата. Даже не надейтесь. Мы не хотим вас искушать. Если вы попытаетесь сопротивляться, то как бы нам ни было неприятно взрывать вас, мы это сделаем. Однако деньги останутся целы.
Ромстед ничего не сказал, однако, пока их вели обратно в дом, на его лице, почти скрытом под повязкой, отражалась напряженная работа мысли. Даже гений иногда допускает мелкие просчеты, а может быть, мания величия и уверенность в собственной непогрешимости приведет его к крупной ошибке.
Ромстед лежал, вытянувшись на кровати, и глядел на чековую книжку и чек на закрытие счета в «Саузленд траст». Он слушал голос Кесслера из интеркома, который в данный момент обращался к Полетт Кармоди:
— ..Для того чтобы вы не отнимали у нас время в надежде, что мы не знаем, о чем ведем речь и пытаемся блефовать, я перескажу вам все по главам и стихам, как в Библии. Ваш муж оставил вам состояние, которое после уплаты налогов составляет чуть более трех миллионов долларов. Примерно семьсот тысяч из этой суммы приходится на недвижимость — дома в Ла-Джолле и Колвиле, кое-что в приморском районе города и утаенное от налоговой службы ранчо неподалеку от Элко. Около полумиллиона содержится в акциях компании по застройке земельных участков, которую Стив Кармоди основал в 1953 году. Остальное — без малого миллион девятьсот тысяч — вложено в облигации, некоторые из которых освобождены от налогов, а большинство принадлежит промышленным и правительственным организациям. Душеприказчиком вашего мужа был его младший брат, Джером Кармоди, адвокат в Ла-Джолле, а также и ваш адвокат.
Требование выкупа адресовано именно ему, и оно подкрепляется телефонным сообщением, которое он уже получил. Требование вместе с фотографиями, чтобы убедить его в серьезности наших намерений, отправится сегодня вечером специальной авиапочтой из места, расположенного, ну скажем… севернее Техачаписа. Нам нужен от вас один миллион восемьсот тридцать тысяч. Деньги не его, и он не станет сильно переживать. В вашем лице мы имеем дело с весьма уникальным случаем киднеппинга: ведь каждый из вас сам платит за себя.
Он получит требование завтра рано утром и вполне успеет управиться за один день. Мы хотим, чтобы деньги доставили нам послезавтра. Он может либо заложить всю вашу собственность на эту сумму, или продать облигации…
— Забудьте об этом, — перебила его Полетт Кармоди. — Облигации на мое имя, и никто, кроме меня, не может их продать. Он не сделает это, даже если захочет. А закладную необходимо проводить через нотариуса…
— Отлично, — теперь пришла очередь Кесслера перебить Полетт. — Но мы случайно узнали, что он имеет право распоряжаться состоянием от вашего имени.
Ромстед заметил, что при этих словах Полетт слегка вздрогнула, но быстро пришла в себя.
— Которая аннулируется с момента моей смерти, — возразила она. — А как выпускник Стэндфордской юридической академии, он это прекрасно знает.