Стучало в висках и, как глухое эхо, отдавалось где-то в груди. Нехорошо и опасно замирало сердце, вот-вот остановится.
Серенький день угас. Как угасли в голове все его мысли и чувства.
Он не понял, как очутился у клуба. В ожидании сеанса у клуба толпился народ.
И вдруг в душу ему вошла глухая ненависть, озлобление на всех. "Что, ребёнка я тоже найду? Другого?!" Мозг захлестнуло горячей волной злости, беспощадности ко всему.
- Что для вас семья? - выкрикнул он в толпу. - Не нравится - ушли в другую. Дочь у отца - тоже можно отнять. Зачем она ему? Найдёт другую!.. - Ему хотелось крикнуть им в лицо что-то ещё, жёсткое и злое, но он вместо этого стал только грязно ругаться.
- Милиционера... милиционера позвать надо! - зашумели женщины. - Совсем распоясался!
- В участок его... Пусть там проспится! Вон и милиция идёт!
Бекасин как-то вдруг обмяк, нервное возбуждение прошло.
- Уйдите! Не троньте меня! - Пьяно выкрикнул он, стал кому-то что-то доказывать, обиженно и нелепо - его не слушали.
Подошли милиционеры и молча взяли его под руки. Он не сопротивлялся, покорно пошёл за ними, обвиснув на них. Дальше он не помнил. Вроде хотели прогнать от него собаку. Он стал бунтовать и вырываться, и её оставили с ним. "Куда мы идём?" - было его последним сознанием. Потом наступила темнота, провал памяти.
Прошло немало времени, год, а может, и больше. Кажется, было воскресенье. Да, именно воскресенье. Он, Бекасин, сидел на стуле и набивал для охоты патроны. Кто-то постучал в дверь.
- Войдите! - крикнул Бекасин, не отрываясь от работы.
- Можно? - раскрылась дверь.
Бекасин вздрогнул. На пороге стояла Лена. Смущённая, не зная, куда деть глаза и руки, она трудно сказала:
- Я пришла... Совсем... Пустишь? - всё ещё не решалась она войти. Смотрела не на него, а в сторону.
Да, это была Лена, он ясно теперь различал её лицо, хотя и волновался. Несмотря на то, что в комнате было сумрачно, он заметил, что Лена сильно осунулась и похудела. Именно такой ему и хотелось её видеть.
- А где же Людочка? - спросил он.
- Вот она... здесь... - Из-за спины Лены вышла маленькая девочка. Робко на него посмотрела.
Он почему-то не узнал её. "Как она без меня выросла!"
- Ну, иди же ко мне, Людочка! - нерешительно позвал он.
- Я баусь... - спряталась девочка снова за мать.
- Да не бойся же, глупенькая... ведь я папа твой!
Первая неловкость прошла. Всё стало просто, понятно. В жизни так бывает. Он не стал спрашивать Лену ни о чём. "Плохо жилось... Если пришла, значит, поняла. Кто не ошибается? Главное - ошибку исправить".
Он ей простил всё. Сделалось так легко, радостно на душе. Так хорошо не было уже очень давно. Дом наполнился шумом, семейным счастьем...
Да, это жизнь. У них ребёнок, и он - ему отец. Этим - не шутят... Лена не могла поступить иначе, он её понимает. К чему вопросы? Только бередить рану. И потом, он так их любит, так соскучился по ним!
- Родные мои! - обнимает он дочь и жену.
Лена плакала и умоляла ей всё простить, но он не давал ей этого говорить. Просидели до вечера.
И вот, после стольких дней горечи и мертвящей душу разлуки и грусти Бекасин в первый раз за всё это тяжёлое время уснул спокойный и счастливый. Он и во сне обнимал Лену и чувствовал на своей щеке её тёплое прерывистое дыхание. И счастливый улыбался. Всё плохое кончилось.
Бекасин проснулся от чего-то жаркого, дышащего ему прямо в лицо. Долго не мог сообразить, где он находится. Но вот с лица его стала сходить улыбка.
Он увидел, что лежит на деревянных жёстких нарах, матраца не было. Не было ни одеяла, ни подушки... Не было Лены.
Всё было лишь сном, плодом наболевшей фантазии.
Тускло светила подвешенная к потолку, засиженная мухами лампочка без абажура. Кто-то прошёл за дверями... и было холодно.
Бекасин медленно повернул голову, закрыл глаза, открыл их снова, и всё понял. Перед ним была закрытая дверь в подвале, кто-то за ней, там, ходил и что-то говорил, а он, Саша Бекасин, как последний человек, спал в милиции, обнявшись с собакой.
"Боже, что я там плёл! - вспомнил он минувшее. - Обиделся, как дурак, и плохо обо всех думал, оскорблял ни в чём не повинных людей... женщин".
- Точка! - страшно закричал он, обводя глазами сырые стены и пол.
К горлу подкатил удушливый ком. И уткнувшись лицом испуганной собаке в живот, он горько беззвучно заплакал. Он плакал от боли, стыда и оскорблённой гордости поруганного в нём человека.
- Плачет!.. - тихо проговорил кто-то другой. - Значит, будет ещё человеком. Проснулся...
"Что ему? Найдёт другую... ведь так просто!" Плечи его вздрагивали.
Конец