В одном из европейских городов к группе туристов с теплохода «Подолия» подошли студенты и затеяли разговор о том, какой образ жизни лучше — капиталистический или социалистический.
После возвращения из туристской поездки Арсений Хворостянко не без самолюбования рассказал об этом разговоре райкомовцам. А секретарь райкома затем похвалился в обкоме:
— Хворостянко наш отличился за границей.
— Чем?
— Одна буржуазная газета назвала его суперкоммунистом.
— Да ну?.. Хворостянко? За что такая честь?
— Когда его тамошние студенты спросили, все ли ему нравится в Советском Союзе, он ответил: «Нет!» Да-да, так и сказал. Тогда студенты пристали с расспросами: «Что и почему не нравится?» А он, шельмец, знаете что ответил? «Мне не нравится, что в Советском Союзе семичасовой рабочий день. Лучше бы шестичасовой. Не нравится, что предоставляется за счет государства только месячный отпуск; лучше — если бы трехмесячный». Не нравится, видите ли, ему, что надо еще платить деньги в столовых и ресторанах, за такси, за одежду в магазине. Недоволен он и тем, что предусмотрены расходы на армию, которую вынуждены держать из-за угроз империалистов. И еще что-то и еще… А потом спросил у студентов, чем нравится им их строй, и они с хохотом убежали.
Об этом интервью Арсения Хворостянко заграничным студентам написала районная газета, приводил его в своей лекции кто-то из областных пропагандистов.
А потом при разделении обкомов Арсения Хворостянко взяли на работу в область, и он был убежден, что решающую роль в этом сыграла его поездка за границу — тот самый случай, который является царем вселенной.
Правда, через два года произошло неожиданное: кто-то из сослуживцев принес на работу книжечку известного писателя «На «Подолии» вокруг Европы» — увлекательно написанные путевые заметки. В них дважды мелькала и фамилия Арсения Никоновича. Описывался также и нашумевший разговор с иностранными студентами, с той лишь разницей, что интервью студентам давал, если верить книжечке, не Арсений Хворостянко, а ее автор — писатель с довольно известным именем.
Арсения Никоновича подняли на смех. А он вначале опешил, затем так искренне возмутился «произволом» писателя и с таким негодованием принялся сочинять опровержение в издательство, выпустившее в свет книжечку, что все готовы были поверить в правоту Арсения. Даже начали уговаривать его проявить благородство и не ставить известного литератора в неловкое положение.
Хворостянко укротил свою ярость только после того, как кто-то шепнул ему, что видел эту книжечку на столе у секретаря обкома с дарственной надписью автора.
С той поры Арсений Никонович великодушно позабыл о своей туристской поездке — никогда не затевал о ней разговора. И почему-то стал избегать встреч с секретарем обкома.
Но у инструкторов есть такая не очень приятная обязанность: время от времени заступать на суточное дежурство по обкому партии; и тогда уже хочешь не хочешь — не уклониться «от свидания» с начальством. А Хворостянко все-таки уклонялся. Получалось так, что дежурить ему приходилось как раз тогда, когда Федор Пантелеевич Квита находился в отъезде. Вот и недавно Арсений Никонович дежурил, властвуя в кабинете секретаря обкома, уехавшего на несколько суток в дальний район.
Во время этого дежурства подвернулся новый случай, коему, видимо, предстояло опять повернуть течение жизни Арсения Хворостянко.
А случилось вот что. Вечером в кабинете секретаря обкома раздался звонок правительственного телефона. Арсений поднял трубку и по-военному доложил:
— Дежурный по обкому Хворостянко слушает!
— A-а, привет, Арсений! — откликнулась трубка знакомым фальцетом. — Как живешь?
Хворостянко узнал голос ответственного работника ЦК партии Украины, с которым он когда-то познакомился в санатории.
Обменялись приветствиями и ничего не значащими фразами.
— Где Федор Пантелеевич? — спрашивали из Киева.
— Уехал в район.
— Передай ему, пусть нас не торопит с ответом на свое письмо. Письмо дельное, убедительное, и тут надо помозговать, посоветоваться.
— Что за письмо? — поинтересовался Хворостянко.
— А ты не в курсе?.. Впрочем, это не для огласки. Но могу сказать по секрету: Федор Пантелеевич предлагает слить ваши сельский и промышленный обкомы в один. Правильно предлагает, но ты же понимаешь, на чье решение он посягнул?
— Понимаю, поэтому я от вас ничего не слышал, — ответил Арсений Никонович, перейдя на официальный тон. — Звоните завтра утром, Федор Пантелеевич должен быть на месте.
Закончив разговор, Арсений Хворостянко опустился в мягкое кресло и обхватил ладонями голову. Было над чем задуматься. А вдруг действительно сольют обкомы? Вспомнился давнишний разговор со Степаном Григоренко и его высказывание о том, что разделение обкома на сельский и промышленный — бессмыслица, вспомнились ходящие в народе злые анекдоты по этому поводу. Все может быть… А если нет? Если Федору Пантелеевичу дадут по шапке за его письмо? От этого Арсению Хворостянко беды, конечно, не будет. Но при объединении обкомов он наверняка останется не у дел. Наверняка! Арсений Хворостянко хорошо знает обкомовские кадры: с такими зубрами не посоревнуешься — все работяги, имеют образование, большой опыт, а он, Хворостянко, был взят в область только потому, что при учреждении двух обкомов потребовались новые работники.
И пусть! Арсений Хворостянко готов работать там, где от него больше пользы народу и партии. Ну, что для него областной центр? Много ли значит инструктор обкома, когда в городе столько секретарей обкомов и их заместителей, директоров институтов, театров, ученых, писателей, артистов. На торжественных собраниях Арсению Хворостянко не то что в президиуме — в партере не всегда место находится…
Другое дело — районный центр. Ты там можешь быть первым из первых, согласно твоему положению и твоим заслугам.
Но это, как любит выражаться Арсений Никонович, эмоциональная и десятистепенная сторона вопроса. Важнее то, что в районе можно на полную силу развернуть свои организаторские способности. Работа в обкоме научила его многому. Главное — показатели. То есть результаты трудовых усилий народа. Важно, чтоб район стал маяком. А этого Хворостянко может добиться, если возглавит партийную организацию. Пройдет год-два, и зашагает победной поступью район впереди всей области. Передовикам же, как известно, почет и уважение. Ведь есть же секретари парткомов, избранные в ЦК, в Верховный Совет.
В тот памятный вечер Арсений Хворостянко и замыслил вернуться в милый его сердцу Вудомир, где он когда-то работал, близ которого родился и вырос. Правда, маячил преградой бывший партизанский командир Григоренко. Но не пора ли Степану Прокоповичу на заслуженный и почетный отдых? Ведь потрудился он на своем веку немало. Много пережил… Ранен… Придется подсказать ему насчет пенсии.
С тех пор Арсений Никонович не упускал случая, чтобы не побывать в Будомире. Сегодня тоже надеялся завернуть туда. Тем более есть причина: уехал в Кохановку на работу Юра. Надо посмотреть, как он там устроился, помочь советами и, разумеется, дать понять председателю колхоза, что под его начало попал не кто-нибудь, а его, Арсения Хворостянко, родной сын.
23
Старческий сон зыбок, как туманная дымка на ветру. Зашуршит под печью мышь, и Кузьма Лунатик уже слышит ее и сквозь дрему долго и обстоятельно размышляет над тем, что кошка совсем обленилась и пора ее завязать в старый мешок и тайком забросить в какой-нибудь грузовик дальнего рейса, проходящий через Кохановку.