— Берите что хотите и сколько можете, оставьте только расписку, сказал интендант.
Мы быстро загрузили полуторку. Не очень уверенно я сказал интенданту, что санитарное управление фронта, наверное, не оставит склад без транспорта. Сам же с сожалением думал о другом: нужного количества автомашин для эвакуации всего имущества выделить не смогут, движение на железной дороге полностью парализовано. Склад придется сжечь или взорвать.
В Солдатско-Александровской я распределил полученные медикаменты и перевязочные материалы между санслужбами авиадивизии и РАБ.
28 июля перестал существовать наш Южный фронт: в его четырех общевойсковых армиях осталось немногим больше 100 000 человек. Эти войска вошли в состав Северо-Кавказского фронта, которым командовал Маршал Советского Союза С. М. Буденный.
Пожалуй, наиболее драматические события, свидетелем которых мне довелось быть в дни отступления, разыгрались 4 августа в Ставрополе (тогда Ворошиловск).
Вплоть до подхода гитлеровцев город ни разу не подвергался бомбардировкам. Наполненный тыловыми воинскими частями, он жил сравнительно спокойной жизнью: работали все учреждения, кинотеатры, по вечерам в парке на танцевальных площадках звучала музыка.
В тот день, когда штаб 4-й воздушной армии прибыл в город и разместился в одном из флигелей городской больницы, немецкая авиация совершила первый налет на Ставрополь. Заполыхал огромный пожар на станционных путях, где стояли эшелоны с горючим. Черные клубы дыма окутали улицы. Гражданское население тотчас устремилось прочь из города. Начальник гарнизона, командир учебного танкового полка, выслал патрули, но они потонули в кишащем человеческом море. Не лучшим образом проявили себя командиры воинских тыловых частей и учреждений: они отдали приказ о немедленной эвакуации. Наспех погруженные автомобили ринулись из дворов и переулков. Образовались заторы. Этим воспользовалась авиация противника. Над городом появились «мессершмитты». Они сыпали мелкие бомбы, расстреливали людей из пушек и пулеметов.
С аэродрома авиационного училища, находившегося на окраине города, поднялось несколько наших истребителей. Над городом завязались воздушные бои. Пять-шесть «мессеров» было сбито.
Вдруг возник и мгновенно распространился слух, что в нескольких километрах в степи противник высадил крупный десант. Имея в своем распоряжении комендантский взвод, наш штаб смог оградить территорию больницы от метавшихся толп. Пожары вспыхнули и в городе. Комендант штаба приказал шоферам держать машины наготове.
К. А. Вершинин, его заместитель генерал Н. Ф. Науменко, дивизионный комиссар В. И. Алексеев всегда показывали пример мужества. Много раз штаб продолжал работать, когда неподалеку рвались бомбы. Сейчас командование тоже оставалось в помещении. Во дворе, в машине-радиостанции, то и дело начинал стучать движок: шел обмен радиограммами с авиационными частями и с соединениями.
Но было ясно, что в создавшейся обстановке штаб не сможет долго функционировать. Из Ставрополя нужно было уезжать.
Всего несколько часов провели мы в административном центре степного края. Приехали в оживленный, сравнительно спокойный город, покидали же горящий, почти опустевший. Пережить такое нелегко.
К 17 августа 4-я воздушная армия была отведена за реку Терек. Боевых действий она не прекращала ни на час. Особенно эффективными были ее бомбовые удары по мотомеханизированным колоннам противника, пытавшимся в период с 14 по 16 августа прорвать оборону 37-й армии на рубеже реки Баксан и захватить город Нальчик.
В течение трех суток частями и соединениями было произведено 1216 самолето-вылетов, уничтожено до 60 танков, 600 автомашин, разрушено три переправы. Но и наша воздушная армия несла значительные потери.
П. К. Быков и я не раз посещали эвакогоспитали, куда аэродромные пункты медпомощи и лазареты БАО передавали раненых летчиков. Я уже говорил, как часто они терялись из виду, надолго отрывались от своих частей, а иногда после лечения в глубоком тылу направлялись на другие фронты.
Но тут мы своими глазами увидели и другое: во многих ЭГ к раненым летчикам не применялись современные методы хирургического лечения, например скелетное вытяжение, кожная пластика и другие. Это грозило им инвалидностью или невозможностью вернуться в авиацию, по меньшей мере, в ближайшие годы. На этапах санитарной эвакуации почти нигде не проводились специальные лечебные мероприятия с ранеными из числа летного состава.
Авиационных госпиталей — об этом я тоже говорил — в Красной Армии не существовало.
Павел Константинович Быков, человек смелый и решительный, не согласовывая свое решение с санупром фронта, 27 августа распорядился создать на базе лазарета 504 БАО, усиленного военной комендатурой авиагарнизона, армейский авиагоспиталь. А чтобы меньше было придирок, назвали его армейским хирургическим лазаретом. Разместился он в Дербенте. Было развернуто сто коек. Из эвакогоспиталей сразу же взяли тех раненых летчиков, которых не успели отправить дальше в тыл.
Я одобрил инициативу Быкова, хотя поначалу имел косвенное касательство к армейскому хирургическому лазарету. Был занят другими делами. АХЛ возглавила хирург-травматолог с двенадцатилетним стажем работы военврач 2 ранга М. А. Пруденко. В лазарете имелся и второй хирург-ординатор. Из санслужб БАО набрали необходимое количество медсестер и санинструкторов. Раненых в АХЛ доставляли до аэродрома санитарными самолетами, а дальше на автомашинах.
В первых числах сентября противник форсировал Керченский пролив и высадился на Таманском полуострове. Тогда же он в нескольких местах переправился через Терек. Шли кровопролитные бои за Новороссийск и на туапсинском направлении. Наши войска отходили в глубь Кавказа. В оперативное подчинение 4-й воздушной армии перешли части формировавшейся 5-й воздушной армии, ВВС Черноморского флота и 50-я дивизия авиации дальнего действия.
Штаб армии переместился в Моздок, а затем в Троицкое. К. А. Вершинина, назначенного командующим ВВС Закавказского фронта, на посту командарма сменил генерал-майор авиации Н. Ф. Науменко.
Мы с тревогой думали о том, не придется ли под натиском превосходящих сил противника оставить Грозный, Туапсе и, что самое страшное, открыть тем самым дорогу на Баку, Но Ставка Верховного Главнокомандования Красной Армии уже знала: противник выдохся, все, что он мог использовать на Кавказе и в районе Сталинграда, в значительной степени перемолото, никаких крупных резервов он не может бросить на юг нашей страны. Теперь важно заставить врага перейти к обороне.
Весь сентябрь продолжались ожесточенные бои за перевалы Главного Кавказского хребта, на грозненском и орджоникидзенском направлениях. Наши летчики непрерывно штурмовали передовые отряды противника, вели воздушную разведку, доставляли своим войскам, сражавшимся в горах, боеприпасы, продовольствие, медикаменты и другие грузы.
В горных условиях наиболее пригодными для поражения наземных целей оказались малоскоростные, но маневренные истребители И-16, И-153, а также У-2. Хорошо действовали штурмовики Ил-2, вылетавшие группами по четыре восемь самолетов.
С аэродромами было крайне плохо. Использовались ровные площадки вблизи населенных пунктов. В горах же летчики садились буквально на пятачки. Горючее и боеприпасы на временные и запасные аэродромы доставлялись на лошадях и осликах.
В первой декаде сентября противник при поддержке ста танков попытался преодолеть Терский хребет в районе Вознесенской. На борьбу с ним были брошены «илы» и истребители. Снижаясь до пятнадцати метров, наши летчики в упор расстреливали вражеские бронированные машины и поджигали их ампулами с горючей смесью. Потеряв десятки танков, враг вынужден был отойти.
Во время этого боя на наблюдательном пункте 9-й общевойсковой армии находился представитель авиации полковник П. Анисимов. Он незамедлительно передавал по радио в свой штаб заявки наземных частей, информировал экипажи самолетов об обстановке, наводил их на цели, координировал действия летчиков и артиллеристов.