«Все понятно, – подумалось Тихомирову, – таки подвинулся рассудком. И как не вовремя – накануне защиты…»
Нечеловек прочитал растерянность в глазах Никиты и счел нужным пояснить:
– Я делаю то, что хотелось бы тебе и чего сам ты никогда не сделаешь.
На следующей станции вагон почти опустел, и Тихомиров с Нечеловеком присели. Слева от спортсмена сидели две модные болтушки. Одна из них повернулась к Нечеловеку спиной и чуть наклонилась к подруге – под джинсами с низкой посадкой стали видны салатного цвета трусики.
– Так бывает, – продолжал Нечеловек, – умному не хватает здоровья, сильному – эрудиции, старому – молодости… – Он заметил нижнее белье соседки, протянул руку и хлестко щелкнул резинкой трусиков по спине болтушки. – Застенчивым – смелости.
Девушка повернулась, посмотрела почему-то на Никиту, но тот сидел слишком далеко и был вне подозрений. На спортсмена пострадавшая не обратила внимания.
– А настоящее имя у тебя есть? – спросил Тихомиров, наблюдая, как болтушка целомудренно подтягивает джинсы.
– Конечно, есть. Тебя как зовут?
– Никита.
– Значит, я – Неникита. – Спортсмен задумался. – А лучше – Аникита!
Пожали друг другу руки – вот и познакомились.
– То есть по закону аналогии ты – мой личный супергерой?
– Ну, именно!
– Разве так может быть? Я думал, супергерои – они общие…
– Ничего похожего. Бэтмен – это персональный герой Брюса Уэйна. А то, что он истребляет Джокера там или Мистера Фриза якобы на благо общества, – личное дело обладателя. Мог бы висеть себе вниз головой и горя не знать.
Тихомиров и Нечеловек вышли из метро и направились к институту.
– А почему ты раньше не являлся? – Никита понизил голос, чтобы прохожие не подумали, что он разговаривает сам с собой.
– Ждал, пока созреешь. У каждого человека есть такая черта, после которой ему просто необходим Нечеловек. У тебя это случилось в автобусе. Типа Рубикон.
– То есть ты делаешь то, чего я боюсь?
– То, что ты считаешь правильным как средства, оправдывающие цель.
По тротуару шел дородный мужчина с породистой собакой. Она села под деревом и наделала кучу.
– А можешь ткнуть его носом в дерьмо? – поинтересовался Тихомиров.
– Нет, так нельзя – просто ткнуть. Ты аргументируй. Или не трогай человека.
Тихомиров остановился, отошел от людского потока и закурил. Привычка эта привязалась недавно – как дань свободе, отнятой родителями в школе, и финансовой самостоятельности, забранной ими же в институте. Лишь в аспирантуре Тихомиров стал подрабатывать и даже снял однокомнатную квартиру в панельном доме рядом с институтским общежитием.
Нечеловек прислонился к стене рядом с хозяином.
– Все очень просто, – пуская дым, рассуждал Никита. – За оправление в общественном месте наказывают – чтобы было чисто. Собачье дерьмо в этом плане ничем не отличается от человеческого. Животное не виновато – оно заложник варварской традиции держать собаку в городской квартире. Но собаку я и не прошу наказывать. Я хотел сунуть мордой в это безобразие хозяина. Он ведь отвечает за питомца, не так ли?
– Пожалуйся в милицию, – вяло парировал Нечеловек.
– А то ты не знаешь, что они ответят. И потом, по закону Ома: зачем мне тогда нужен супермен – лишний резистор в цепи?
Аникита скривился, оттолкнулся от стены и подошел к поводырю. Тихомиров наблюдал за сценой со спины Нечеловека и потому увидел только, как собачник вдруг согнулся пополам, упал на колени и уткнулся лицом в еще теплую кучку.
Справедливость восторжествовала, но Тихомирову стало не по себе – шел человек, гулял с собакой, а тут такая неприятность по его, Никитиному, велению. Впрочем, он давно мечтал об этом – во дворе шагу некуда ступить, все загажено.
Надо сказать Нечеловеку о «Москвиче» соседа Карпушкина. Ставит, гад, прямо перед подъездом – к двери не пройдешь.
С этими мыслями Тихомиров не заметил, как добрел до института. Нечеловек между тем куда-то исчез.
«И хорошо, – решил Никита, – не хватало мне прослыть сумасшедшим».
В кабинете заведующего кафедрой Василия Евсеевича Податливого пахло деньгами. Запах, который посетители ошибочно принимали за смесь затхлости, бумажной пыли и смрада гниющего дерматина, в действительности был именно запахом денег. Обставь рабочее место современной техникой, отделай стены венецианской штукатуркой и вставь стеклопакеты – вмиг объявят взяточником. Лучше сэкономить на удобстве, чем объясняться и делиться.
– Таблицы, схемы, диаграммы и графики у вас, Тихомиров, таксыть, хорошие, – подвел итог Василий Евсеевич, отодвигая ноутбук. Компьютеров он боялся, как прихода КРУ, и потому относился к ним с опасливым презрением. – Оппоненты в курсе, отзыв ведущей организации есть, автореферат на руках. Защищаетесь завтра, пойдете вторым.
Тихомиров принялся складывать ноутбук, а Василий Евсеевич взял пожелтевший от налета графин и налил из него в треснувший стакан. Над столом мелькнули потертые рукава засаленного темно-синего пиджака. В одежде заведующий прихотливостью тоже не отличался – опять же вынужденно.
– Жаль, Тихомиров, что вы после защиты у нас не остаетесь…
Податливый задумался, считая в уме, насколько именно ему жаль в денежном эквиваленте. Впрочем, заведующий и слова-то такого не знал – «эквивалент». Просто прикинул потери на сборах с аспирантов.
– Да я уже рассказывал: меня берут в международный исследовательский центр только с ученой степенью. В институте хорошо, но в материальном плане, сами понимаете, условия не ахти. Приходится выбирать по закону наименьшего сопротивления.
– Не спорю, не спорю, – Податливый допил из стакана и махнул рукой. – Вам, молодым, все деньги подавай. А так, чтобы ради науки…
Тихомиров едва сдержал нервный смех. Василий Евсеевич в институте слыл отменным дельцом и безграмотным преподавателем. Он путал сопромат с САПРом, интеграл – с интерференцией и молибден – с молебном. Что, между прочим, не мешало ему использовать эти слова в произвольном смысле, к месту и не совсем. Зато каждый год на его кафедре делался капитальный ремонт и обновлялись ненавистные компьютеры. В науке распределения материальных средств и направления финансовых потоков Податливому равных не было.
– Тут еще вот какое дело, – промямлил заведующий, улучив момент. – Вы же понимаете, что после защиты в столовой состоится маленький фуршет – для комиссии, оппонентов, гостей, таксыть… – Василий Евсеевич нашел точку под столом и не отрывал от нее глаз. – В эту честь надо собрать с соискателей по тысяче.
Тихомиров чуть не выронил сумку.
– Так мы же сбрасывались на фуршет неделю назад! По полторы тысячи с каждого, Фесюк ходил в столовую, договаривался…
Удивлению Василия Евсеевича не было предела. Что за непонятливый народ пошел? Сами сбрасываются, сами договариваются…
– Я в курсе, – Податливый нашелся мгновенно, хотя ни черта он не был в курсе. – Но количество гостей изменилось, к нам приедут люди из области, да и продукты сейчас дорожают сами знаете как – не угонишься.
Никита почувствовал себя тлей – более ничтожной, чем та, которая сидела в автобусе у окна. Он, Тихомиров, пять лет учился на «отлично», три года отпахал в аспирантуре, читая практику в неудобное для других преподавателей время, ишачил на стороне, чтобы не помереть с голоду. А вот эта замечательная сволочь с одной извилиной в голове отбирает у него деньги на ровном месте. И попробуй не отдай – прахом пустит многолетние усилия. Шепнет проректору, и завернут диссертацию на доработку.