Но всё это длилось лишь секунду. Может быть, две. Хорошо, я согласен на три, но никак не на большее. Больше трёх секунд это длиться не могло. Потому что ровно через три секунды я стал протестовать. Все без исключения психиатры и прочие знакомые со мной люди определяют этот протест как грань, отделяющую нормальность от ненормальности, но они не правы. Это грань, да, но совсем иного рода: между смирением и несогласием, грань между обречённостью и сражением. Вы смирились, вы отдались на поругание большой и непреодолимой значимости — поэтому вы считаете себя нормальным. Я начал протестовать, я изощрённо и артистично протестую и по сей миг — оттого попал в категорию придурков. Чёрт с ними, этими разделениями, мне плевать на них, мне плевать на то, как вы относитесь ко мне, потому что я знаю, что сильнее вас. Я веду борьбу, пусть она смешна и бессмысленна, но кто-то должен вести её. Если вы из трусости или каких-то других соображений отказались от неё, то я поднял с земли обронённую вами участь, я несу её гордо, с высоко поднятой головой, зная, что обречён на неудачу. Но смысл, вы слышите, смысл — он не в результате, смысл в самом процессе! Потому что результат всегда один и тот же — поражение, смерть, конец. Главное — процесс, главное — борьба.
В общем, ровно через три секунды я начал со всем этим бороться. Со всем. Со Вселенной, с Большим взрывом, с планетой Земля, с днём рождением матери и всеми людьми, присутствующими на нём. Я понял, осознал какими-то неведомыми доселе глубинами, что должен опровергнуть окружающее. Именно так: опровергнуть. Сделать нечто, что говорило бы о моём несогласии с ним. Полнейшем и непримиримейшем несогласии.
Что же, что же сделать? Как можно опровергнуть этот телевизор с программой «Очевидное — невероятное», эту песню «Still I’m Sad» в исполнении группы «Бони М» (песню, надо сказать, весьма соответствующую моменту и моему состоянию, но всё равно требующую опровержения), опровергнуть этот смех за столом и вот-вот готовые начаться танцы, опровергнуть накрытый стол и сидящих за ним людей?
Долго я не думал. Я был чрезвычайно быстр, просто стремителен в понимании своих методов борьбы и способов их осуществления. Чёрт возьми, уж кое в чём я всё-таки талантлив! Скорость, стремительность, решимость — вот мой талант. Неожиданность.
«Почему бы мне не покакать на пол?» — подумал я.
Признаюсь: вряд ли моя мысль была столь изящна, чтобы быть воплощённой во фразу именно с таким оборотом — «Почему бы мне…». Наверняка всё было проще и конкретнее, что-то вроде «Надо посрать» или даже вовсе без «надо». Но что я понял со всей очевидностью — это то, что я должен отомстить миру за такое грандиозное разочарование в его и моей природе. Я должен был его обгадить.
Я поднялся с пола, повернулся лицом к гостям, сделал к ним два шага — я был спокон и уверен в правильности своего поступка. Я спустил шорты, в которых обыкновенно ходил по дому, а вместе с ними и трусы до колен, присел на корточки и поднатужился. Долго ждать не пришлось — буквально через мгновение моя прямая кишка издала грандиозный, ядовито-ядрёный пук, и извивающая змейка кала, с воодушевлением вырвавшись на свободу, устремилась к желтовато-коричневому, между прочим, совсем недавно приобретённому ковру.
Кое-кто из сидевших за столом гостей обратил на меня внимание ещё тогда, когда я спускал шорты, но для большинства я был слишком незначительной величиной, почти такой же, как для самой Вселенной. Но когда трепещущее, такое свежее и пахучее говно вырвалось из моей плоти, на меня мигом уставились все.
Чёрт, я даже теперь отчётливо помню все эти выражения лиц! Это недоумение, этот шок. Это была победа, полная и безоговорочная — хотя, разумеется, всего лишь кратковременная — победа над миром. Это был триумф. Мой триумф. Торжество слабого и незначительного существа над величием Абсолюта.
— Господи!!! — всплеснув руками, истерично вскрикнула мать и бросилась — что было затруднительно в силу её местонахождения за столом — ко мне. — Что с тобой, Вова?!
На её лице отражался ужас. Мне приятно думать, что этим лицом смотрела на меня в ту секунду Вселенная.
Я встретил её широкой, победоносной, торжествующей улыбкой.
На смерть товарища Брежнева
Нет, психиатры появятся не сейчас. Терпение, друзья мои, терпение. Я обещаю вам, я клятвенно обещаю, что без них не обойдётся. Куда уж без них такому бунтарю, как я?