Заломов медленно брёл в своё общежитие. Из его головы ещё не выветрились пары коньяка, простоявшего ради него лишних девять лет, но он не испытывал эйфории. Тоска и досада овладели его душой. Приходилось признать, что своим переходом в учителя он разочаровал ещё одну замечательную девушку. Заломову вдруг ужасно захотелось всё ей объяснить; сказать, что он не безнадёжен, что он чувствует в себе силы совершить что-то воистину великое, но сейчас ему просто необходимо сделать шажок в сторону, чтобы собраться с мыслями и отыскать для себя достойную цель. Он был уже готов вернуться в гостиницу, но властный внутренний голос остановил этот малодушный порыв: «Твоя досада вызвана обычным для мужчины чувством недооценённости. Не раскисай! Ты должен ждать и терпеть. К тому же никогда не совершай серьёзных действий, когда твой мозг находится под частичным контролем алкоголя». – «И всё-таки странно, – возразил Заломов своему второму Я, – что такая умная девушка когда-то избрала меня своим кумиром. Наверное, тогда, в десятом классе, что-то во мне было?» – «И это что-то она больше в тебе не видит, – съехидничал внутренний голос. – Вот так-то, старина. Что-то было – да сплыло. Куда-то шло – да всё и вышло».
Сильный порыв ветра отвлёк Заломова от грустных дум. Что-то жёсткое и холодное полоснуло по лицу. Он поднял глаза и в свете уличного фонаря увидел уже подзабытые летящие на чёрном фоне косые белые треки. И хотя первый снег в середине октября вполне соответствовал региональной климатической норме, у Заломова сжалось сердце. Он ничего не мог поделать с привычкой подпольного отдела своего сознания, упрямо видеть в приходе зимы нечто общее с окончательным и всеобъемлющим угасанием.
НИНОЧКА НЕ ПОНИМАЕТ
Понемногу преподавание стало увлекать Заломова. Он поставил перед собой довольно амбициозную цель – изложить школьникам основы классической генетики, опираясь на оригинальные работы самих классиков. Ему захотелось донести до своих учеников дух времени первых открытий, и, препарируя статьи великих учёных, попробовать восстановить ход их мыслей, их озарения, ошибки и сомнения. В школьной библиотеке нашлась лишь работа гениального Грегора Менделя, положившая начало генетике, а вот ради работ гениального Томаса Моргана и его не менее одарённых молодых сотрудников Заломов был вынужден отправился в библиотеку Института. Порывшись в старых журналах начала века, ему удалось откопать статью Моргана об открытии им феномена генного сцепления. Статья в Science была ничтожной по объёму, но как же была она красива, как убедительна! Недолго думая, Заломов просто переписал её, сразу переводя на русский язык.
В приподнятом настроении он вышел из библиотеки и стал спускаться по центральной лестнице к гардеробу, и тут парадная дверь Института распахнулась, и снежный вихрь ворвался в холл. Дверь захлопнулась, вихрь осел, и Заломов увидел бодро подходящего к вахте Кедрина. Его пыжиковая ушанка и воротник из меха нутрии были густо осыпаны снегом. Аркадий Павлович, как всегда, был в прекрасном настроении, и его раскрасневшееся от вьюжного массажа лицо лучилось здоровьем и неукротимым оптимизмом. Он громко и весело здоровался со встречными, одних крепко хлопая, а иных лишь похлопывая, а то и поглаживая по плечу. И как ни хотелось Заломову прошмыгнуть незамеченным, он всё-таки был опознан и остановлен светским львом.
– Владислав? Куда же вы запропастились? Анна Дмитревна докладывет, вы трудитесь на ниве просвещения, сея разумное, доброе, вечное. Послушайте, дорогой Владислав, никуда вы от меня не убежите. Расскажите-ка, поведайте мне, собственно, чего ради вы покинули своих плодово-овощных мушек. Я, конечно, понимаю, что детей учить кому-то надо, но и вас я знаю. У вас были, да, по-видимому, никуда и не делись, все задатки успешного исследователя.
С этими словами Аркадий Павлович подхватил молодого человека под руку и прямо-таки потащил его вверх по лестнице. А Заломов и не сопротивлялся; ему нравился Кедрин, нравилась его умная и весёлая болтовня, его лёгкий полёт мыслей, его стремление ошеломить собеседника каламбурами и парадоксами. Через пару минут они сидели напротив друг друга за широким столом кедринского кабинета.
Заломов слегка нервничал. Ему не хотелось рассказывать об истинных причинах своего ухода из Института. Он уже напрягся, пытаясь придумать какую-нибудь отвлекающую тему, как вдруг в кабинет влетела запыхавшаяся и раскрасневшаяся Ниночка. Внимание старого ловеласа тотчас переключилось на гостью.