Давно не испытывал Владислав такой лёгкой, такой безотчётной радости. Всё вокруг источало сияние и красоту. Сияла залитая солнцем белейшая скатерть. На середине столика, рядом со сверкающей стеклянной пепельницей, сиял такой знакомый серебряный портсигар, и в его полированной крышке отражался кусочек голубого мартовского неба. Слева сидел, слегка отбросив назад свою крупную красивую голову, рассеянно улыбающийся Кедрин. Вероятно, он уже проигрывал в воображении свою вступительную речь. А справа сидела Анна… С некоторой опаской Заломов поднял на неё глаза и не без удовольствия отметил, что смотрит на свою недавнюю пассию, примерно как на музейный шедевр, не испытывая ни досады, ни ревности. Подошла официантка, всем троим знакомая Мэрилин-подобная Светочка, и приняла заказ – армянский коньяк пять звёздочек, стерляжья уха, копчёная севрюга и хорошо известный Светочке кедринский сэндвич. Вскоре коньяк и закуска были принесены, и можно было открывать заседание. Кедрин встал, поднял рюмку с коньяком и громко заговорил, нисколько не опасаясь быть услышанным посторонними:
– Так выпьем же, друзья мои, за нас троих! Что там скромничать?! Ведь мы принадлежим к интеллектуальной элите человечества, к его аристократии духа. Не секрет, что жизненный путь каждого из нас извилист, тернист и каменист, но, несмотря на все ухабы, выбоины, рытвины, колдобины и повороты… – Кедрин сделал глубокий вдох, – этот нелёгкий, тяжкий путь ведёт и, я уверен, в конце концов приведёт нас к сияющим высотам. И при всём при том я всё-таки не могу не признать, не могу не отметить, что будущее, даже самое близкое, остаётся для нас смутным, непостижимым и загадочным. Оно скрыто от нашего мысленного взора малопроницаемой завесой полнейшей неопределённости. Думая о будущем, мы в полной мере осознаём собственную ничтожность и испытываем мистический ужас перед силами, управляющими нашими судьбами. А впрочем, да пропади они пропадом все эти ужасы, страхи и опасения! Чего нам бояться? Какая разница – пополам или вдребезги? Наша жизнь – это сон, и, только умерев и очнувшись от сумбурного и изнуряющего сна жизни, в коем горькое и сладкое даны в менделевском соотношении три к одному… лишь тогда, узрев наконец загробную, истинную реальность, нам откроется: «Кто мы? Откуда мы пришли? И куда мы, собственно говоря, шли?» Дорогие друзья, ну как тут не вспомнить слова основоположника диалектики, ни на кого не похожего и никем до конца не разгаданного, великого и мутного Гераклита Эфесского: «Людей ожидает после смерти то, чего они не чают и не воображают». И всё-таки я не сомневаюсь, что, соединив воедино наши великолепные мозговые мышцы, мы всё преодолеем и дойдём всему и всем назло до сверкающего финала. И как говаривали в любимом моему сердцу древнем Риме золотых времён Октавиана Августа, Публия Вергилия, Квинта Горация и Тита Лукреция Кара: «Через тернии к звёздам! – Per aspera ad astra!»
Молодые люди тоже встали, и все трое одновременно приложились к своим рюмкам. Через некоторое время провозгласила тост и Анна:
– Как славно, Аркадий Павлович, что в этот чудесный предвесенний день вы протянули нам руку дружбы и предложили нам союз. Ну что ж, да здравствует союз, объединяющий – о, нет! – вы, наверняка, сказали бы «связующий». Итак, да здравствует союз, связующий опыт и энтузиазм, интеллект и энергию.
– А ведь это словцо «связующий» вы у Александра Сергеича похитили, – усмехнулся Кедрин. – Помните его «…за искренний союз, связующий Моцарта и Сальери».
– Каюсь, Аркадий Павлович, грешна. Не удержалась от простенькой двухходовки. Но ведь знала же, что вы меня расколете, – мгновенно отыграла Анна.
Кедрин и Анна понимающе посмотрели друг на друга и весело рассмеялись. Заломов выжидательно молчал. Осушив свою рюмку, старший товарищ извлёк из портсигара дорогую импортную сигарету, закурил и откинулся на спинку стула. Видно было, что теперь он готов перейти к изложению своей «идейки», ради которой и устроил эту встречу.
– Мои дорогие юные друзья, – заговорил он на удивление негромко, – одна мысль уже много дней не даёт мне покоя: почему существуют на земле организмы, у коих в каждой клетке так безобразно много ДНК? Иными словами, почему геном этих божьих тварей столь непомерно, столь, я бы сказал, чудовищно раздут?
Кедрин картинно закрыл глаза и, надо полагать, погрузился в свой глубокий внутренний мир. Только через несколько секунд, будто очнувшись от дум, он вспомнил про свою сигарету, сбил с неё пепел и жадно затянулся. Его длинные пальцы с сигаретой заметно дрожали, и теперь он почему-то смотрел только на Анну, явно избегая взглянуть на Владислава.