Вдруг в зал энергично вкатился маленький, седенький и весь какой-то скукоженный старичок. Не поднимая головы, он быстро вскарабкался на подиум и сел левее учёного секретаря. Сразу после этого директор встал и объявил: «Марат Иванович, просим порадовать нас вашими очередными достижениями. Надеюсь, тридцати минут вам хватит?» – «Хватит и того меньше!» – бодро отозвался скукоженный старичок и проворно запрыгнул на трибуну. Он выразительно откашлялся, стукнул пару раз по микрофону, подпёр левой рукой подбородок и заговорил удивительно проникновенным, доверительным тоном. «Вот он пивоваровский интим!» – услышал Заломов громкую реплику усатого пожилого мужчины, который сидел вблизи задней двери конференц-зала и бесцеремонно курил. Голубой дымок от его папиросы красиво струился над головами сотрудников.
Заломова слегка удивило высокое мнение Марата Ивановича о себе. Уже в начале доклада он со смущённой улыбкой поведал, что многие отечественные организации и даже некоторые зарубежные фирмы «норовят вырвать» из его рук «свежие, ещё не успевшие остыть результаты». Чуть позже он снова без ложной скромности отметил, что представители крупных медицинских центров стоят в очереди у дверей его кабинета, мечтая заполучить «право первой ночи» на испытание его последних разработок, «способных избавить человечество от непереносимых страданий». Сначала результаты сутулого старичка произвели на Заломова впечатление чего-то маловероятного, но всё-таки возможного. Однако через сорок минут доклада общая масса новизны превысила все разумные пределы. Сотрудники (точнее, молодые сотрудницы) Марата Ивановича работали с линией пегих мышей, у которых по серому меху были разбросаны разной величины белые пятна. Оказалось, что если беременных мышей этой линии поместить на десять минут в морозильную камеру, то их потомки живут чуть дольше матерей. Но это не всё. Из ряда таблиц, диаграмм и фотографий следовало, что у мышей, переживших в чреве матерей краткую искусственную зиму, мех стал чуть гуще. Более того, их мех в целом слегка посветлел, ибо белые пятна на мышиной шкурке стали чуть крупнее. Но самое интересное – новые свойства передались следующему поколению. Все эти удивительные вещи Марат Иванович оттрактовал, как «появление de novo» приспособлений для жизни на Севере. Правда, величина замечательных эффектов не превышала пяти-семи процентов, а полноценная статистическая обработка почему-то отсутствовала. Когда же докладчик заявил, что его «медленно стареющие» мыши отличаются от контрольных единокровок по активности почти каждого из дюжины случайно выбранных ферментов, Заломову пришло на ум, а уж не находится ли он на грандиозном розыгрыше.
Доклад закончился, начались вопросы. С мрачной серьёзностью местные светила справлялись относительно весьма незначительных деталей. Например, сколько весили контрольные мыши и сколько опытные. Какова была дозировка тех или иных лекарственных препаратов. Впрочем, нашёлся один молодой человек в дырявом халате, который всё-таки осведомился о статистической значимости результатов. Говорил он тихо и сбивчиво, и в зале возник недовольный шум. Марат Иванович ответил ему тоном старшего товарища: «Сходные результаты мы получаем из опыта в опыт, и в таких случаях статобработка совсем не обязательна». Косноязычный молодой человек остался явно недоволен, но директор махнул ему рукой, чтобы сел, и тот нехотя опустился на полумягкое откидное сидение, что-то бурча под нос. Были ещё вопросы, относящиеся к технике эксперимента, но никто не обратил внимания на глобальные следствия, вытекавшие из данных, представленных сутулым старичком и его не вполне оперившимися помощницами.
И ещё заметил Заломов, что в течение всего доклада президиум жил своею собственной, весьма напряжённой и, по-видимому, весьма содержательной жизнью. Директор разговаривал со своим заместителем, к обоим учёным то и дело подходили какие-то люди и подавали им какие-то бумаги. Руководители Института на виду у всех эти бумаги просматривали и что-то на них писали. Нередко членкор Маслачеев почти прижимался губами к правому уху директора, и тогда тот (видимо, получая ценнейшую информацию) загадочно улыбался. Иногда входил в контакт с директорским ухом (на сей раз левым) и учёный секретарь. И эта информация доставляла академику Старовалову явное удовольствие. Поразительно, но великих людей на подиуме ничуть не заботило, что рядом с ними подрываются устои науки, которой они, вроде как, посвятили свою жизнь. Наконец директор обвёл мутным взором зал и предложил желающим «высказаться».