Заломова выступление Кедрина, по меньшей мере, смутило: «Как это истина многолика и множественна? Ведь этак можно доказать всё что угодно». Однако никто – ни в зале, ни за столом президиума – заметных эмоций не выражал. Люди спокойно сидели на своих местах, ожидая продолжения стандартной процедуры. Каким-то нюхом ощутив затянувшуюся паузу, директор бросил в зал свой ничего не выражающий, осоловелый взор и, чуть привстав, объявил: «Профессор Пётр Александрович Ковдюченко».
Из первого ряда поднялся и направился к трибуне, семеня короткими ножками, невысокий полненький круглолицый мужчина лет сорока пяти, одетый в комиссарскую кожаную куртку. Заскочив на трибуну, он поднял до уровня плеча зажатую в кулак правую руку, и, дождавшись гула одобрения молодых людей с задних рядов, начал свою странную речь. Говорил он с неуместным (по мнению Залоиова) эмоциональным надрывом. Конец каждого речевого периода почти выкрикивал. Слова вылетали из его круглого ротика, будто выстреливались короткими очередями из автомата.
– Товарищи! Прослушанный нами доклад лишний раз показывает, как надо работать, чтобы оставаться в течение многих лет лидером в своей области. Марат Иванович показал нам, что кратковременная обработка холодом беременных самок чётко повлияла на генную активность их потомства. Заметим, что большинство генов приплода ослабило свою активность, но некоторые гены, наоборот, заработали на полную мощность. Нет сомнений, что это как раз те самые гены, которые оказались бы востребованными в холодном климате.
Кстати, нечто подобное обнаружено и в моей лаборатории. Правда, мы работаем на несравненно более важном объекте – на крупном рогатом скоте. Мы показали, что телята, полученные от скрещивания быка холмогорской породы с холодоустойчивой коровой-якуткой, обладают уникальнейшими свойствами. Во-первых, они мохнаты, как памирские яки, и, стало быть, могут ночевать в холодных коровниках при температуре много ниже нуля. А во-вторых, наши гибриды умеют тебеневать, то есть, как вы понимаете, они умеют добывать себе корм из-под снега копытами точно так, как это делают северные олени где-нибудь на Таймыре или в Якутии. Оказалось, нашим замечательным гибридам вообще не нужны скотные дворы – их, представьте себе, вполне устраивают лёгкие навесы-настилы. И, как вы уже догадались, для них не надо заготавливать кормов на зиму! Да и отапливать те навесы-настилы, сами понимаете, нет никакого резону! Вы представляете, каков будет экономический эффект от внедрения наших холодолюбивых чудо-гибридов в колхозы-совхозы? Вот чего ждут от учёных-биологов наш народ и наша Партия! – по залу пробежала волна одобряющего шума.
Уловив поддержку аудитории, Ковдюченко повысил тон своего звонкого тенорка: – И вот на примере работы Марата Ивановича мы видим, что именно в нашей стране, в нашем сибирском институте проводятся самые передовые и самые глубокие исследования в области генетики животных. – Ковдюченко бросил быстрый взгляд на руководителей Института, сидящих в президиуме, и неожиданно перешёл на визгливый фальцет: – Партия поставила перед нами ясную и чёткую цель – превратить науку в непосредственную производительную силу общественного развития. Именно в области науки, сами понимаете, и проходит в данный момент линия фронтального противостояния двух политико-экономических систем. Но, я уверен, что с такими выверенными кадрами, как наш товарищ Марат, враг будет разбит, и победа будет за нами!», – срывая голос, завершил профессор-патриот своё выступление.
Ковдюченко стал спускаться с подиума, и тут же в конце зала гулко раздались мерные, мощные хлопки – это хлопал Егор Петрович. Его лицо было сосредоточенным и мрачным. Очень скоро зааплодировали и молодые люди на задних рядах. Их отличали широкие лица и короткие стрижки. Многие из них смеялись и что-то выкрикивали. Но Заломову было вовсе не смешно. Новое, доселе незнакомое чувство брезгливого возмущения ворвалось в его душу. Ему захотелось встать и воззвать к собравшимся: «Почему вы не стянули с трибуны этого бесноватого профессора? Почему позволили ему досказать до конца всю эту белиберду?». Но в зале никто не возмущался, а на подиуме продолжала спокойно течь прежняя параллельная жизнь. Директор, двигая губами, водил пальцем по какому-то документу, а учёные мужи слева и справа увлечённо следили за этим процессом. Наконец, будто очнувшись, директор встал и, придав своему лицу мудро-благожелательное выражение, поздравил Марата Ивановича с «блестящим докладом». Раздались не слишком бурные и не слишком продолжительные аплодисменты. Академик Старовалов добродушно улыбнулся и объявил заседание Ученого совета закрытым.