Владислав выяснил, что Альбина недавно окончила Новоярский университет по специальности филология, и что она обожает своего начальника, считая его, по меньшей мере, гением. Альбина тоже успела узнать, что Заломов не женат, что его отец давно умер, а мать живёт в небольшом городке в Ленинградской области. Сама же секретарша о своей семейной жизни сообщила очень немного: намекнула на существование мужа и при этом дала понять, что он-де «жалкий сосунок» и что «до настоящего мужика ему, как до далёкой планеты». Заломову почему-то показалось, что на роль настоящего мужика мог претендовать лишь сам Егор Петрович.
Наконец массивная, обитая чёрным дерматином дверь отворилась, и из шефского кабинета вышли, продолжая громко разговаривать, профессор Ковдюченко, недавно поразивший Заломова своею бесноватостью, и пиратоподобный учёный секретарь. За ними вышел и сам Драганов. Он был, как обычно, без пиджака, через глубоко расстёгнутый отворот его рубашки тянулись к свету спутанные кольца рыжих с лёгкой проседью волос.
– Ладушки, Егор Петрович, сделаем всё по высшему разряду, попридержим молодца, – говорил неожиданно высоким голосом массивный учёный секретарь, пожалуй, уж слишком уважительно склоняя голову перед хозяином кабинета.
– Работать – это тебе не дымовые кольца пускать. В стране, понимаете, с продовольствием напряжёнка, а он небылицами народ прельщает да безответственные прожекты строит, – нервной скороговоркой добавил профессор Ковдюченко.
– Валить Натаныча надобно, друзья мои хорошие. Не возмущаться, не критиковать, а ва-а-лить, – завершил их деловой разговор Драганов.
Увидев Заломова, шеф нахмурил свои лохматые, ещё не тронутые сединой брови и посуровел, показывая своим видом, что место младшего научного сотрудника не в кабинетах начальников, а у лабораторного станка.
– Егор Петрович, я хотел бы доложить вам первые результаты эксперимента с красителями и обсудить, что делать дальше, – пролепетал Заломов.
Маститый учёный было поморщился, но, приложив заметные усилия, сумел придать своему лицу более-менее бесстрастное выражение.
– Ладно, заходите, коли не шутите, правда, сегодня я сильно утомлён.
В драгановском кабинете стояла довольно затхлая атмосфера. Пахло сигаретным дымом, спортзалом и ещё какой-то кислятиной, видимо, «очень серьёзных гостей» тут потчевали то ли квашеной капустой, то ли солёными грибами. Вентилятор отсутствовал, форточки были закрыты.
– Что сильно накурено? – спросил шеф, угадав мысли Заломова. – Сами-то не курите?
– Нет, не курю.
– А что так? Заботитесь о здоровье? Только советую вам учесть одну простую и давно подмеченную нашим народом истину: «Кто не курит да не пьёт, дак тот абсолютно здоровеньким помрёт».
Драганов сказал это и захохотал, то есть издал несколько прерывистых хриплых звуков, обнажив свои мощные пожелтевшие от курения верхние резцы. Продолжая скалиться, скосился на портрет маршала Жукова и, сразу посерьёзнев, зло добавил:
– А может, экономите? Овёс-то, говорят, нынче дорог-с.
– Да вовсе не потому, просто мне неприятна никотиновая зависимость.
– Ах, тут шибко высокие принципы, – съязвил Драганов, скорчив презрительную гримасу. Он открыл форточку, и чистый прохладный воздух начал быстро вытеснять прокисшую атмосферу кабинета. Мрачно глядя в окно, шеф пробурчал: – Вот тебе и весна. По всем приметам выходило, что до Духова дня тепла не будет, дак так оно и вышло.
Повисла напряжённая тишина. Драганов занял своё место за широким письменным столом и жестом указал Заломову на стул напротив.
– Ну что там у вас стряслось? – начал шеф деловую беседу, почёсывая свою атлетическую грудь и позёвывая.
– Егор Петрович, я вчерне закончил просмотр взаимодействия личинок с тридцатью двумя красителями и выявил семнадцать образцов, перспективных для дальнейшей работы.
– Ну и что это за красители?
– Видите ли, я знаю только их условные коды, доктор Чуркин почему-то не сообщил мне их формулы.
– А?! Молодец Мироныч! Это я попросил его не давать вам формул.