– Это почему же? – почти вскрикнул Заломов.
– Много будете знать – скоро состаритесь. Продолжайте ваш рапорт, – резко и зло осадил Драганов подчинённого.
Такой грубый выпад шефа поставил Заломова перед непростым выбором: или возмутиться или подчиниться. К ужасу своей самооценки он выбрал второе и после краткого замешательства приступил к подробному отчёту.
Как и ожидалось, Драганов был доволен, что в целом его предсказания сбылись. Он даже позволил себе дозировано пошутить:
– Ну, наконец-то, Владислав Евгеньевич, а то я уж подумывал: а не поменять ли вас на какого-нибудь спортивного молодца, а ещё лучше на какую-нибудь рукастую да пригожую девицу-молодицу. Ну а вот теперь вижу: худо-бедно вы справляетесь.
Драганов потянул ящик письменного стола, вынул пачку дешёвых сигарет, подчёркнуто не спеша, закурил и картинно задумался. Затем встал, подошёл к окну и медленно заговорил, уставившись на газон, покрытый яркими цветами.
– Знаете, Владислав Евгеньевич, пожалуй, я рискну с вами чуток поработать.
Учёный снова глубокомысленно замолчал. Он молчал и молчал, не отрывая глаз от газона. А Заломов всё ждал и ждал, понимая, что шеф подбирается к чему-то важному.
– Владислав Евгеньевич, а вы в Бога-то верите? – наконец нарушил тишину Драганов, и в его голосе Заломов уловил нотки лёгкой досады, будто речь шла о промозглой погоде или о хронической бессоннице.
Младший научный сотрудник опешил, такого пируэта он никак не ожидал.
– Нет, конечно, – вырвалось из его уст. – Вы что? Проверяете меня на идеологическую зрелость?
– Да, проверяю, – ответил шеф в своей прямолинейной, грубоватой манере. – Мне нужно знать, с каким человеком имею дело, и насколь я могу ему доверять. Дак вы что? точно знаете, что Бога нет?
Драганов по-прежнему стоял спиной к Заломову, и это не позволяло молодому человеку видеть выражение лица своего начальника. «Уж не шутит ли? – мелькнула самая простая и самая удобная мысль. – Да нет, едва ли… уж больно голос суров». Так и не успев толком разобраться, Заломов выпалил первое, что пришло на ум:
– Видите ли, Егор Петрович, я считаю некорректной даже саму постановку вопроса о существовании Бога как внеприродного фактора, создавшего Вселенную с её живым и неживым содержимым и вдобавок ко всему постоянно следящего за каждым из пяти миллиардов жителей нашей планеты.
– Это почему же вы считаете вопрос о Боге некорректным? Существование такого, как вы выразились, фактора объясняет появление Вселенной так же просто, как план шкафа в голове плотника объясняет появление реального шкафа из дерева.
Драганов говорил веско и назидательно, ничуть не сомневаясь в своём моральном и интеллектуальном превосходстве над «молокососом».
– Да, но, в отличие от внеприродного Бога, ваш плотник (надеюсь, вы не имеете в виду знаменитого пасынка назаретского плотника) – существо вполне плотское, да и его план шкафа не так уж нематериален. Скорее всего, он воплощён в какой-то конкретной схеме контактов между вполне определёнными нейронами головного мозга плотника, – попытался держать удар Заломов.
– Да… богобоязненности у вас, я вижу, кот наплакал. Вас послушаешь, так и душа материальна.
– Егор Петрович, я не хотел бы развивать эту тему, – сухо ответил Заломов и добавил: – Так что же мне делать с теми семнадцатью красителями, которые обесвечиваются личинками? Какие из них выбрать для дальнейшей работы?
Драганов по-прежнему стоял у окна, смотрел на газон, курил и будто не слышал вопроса.
– Повторите в большем объёме работу с красителями лилового цвета, а все остальные из опыта исключите, – наконец произнёс он, делая акцент на каждом слове. – Да… и размножьте-ка линию Мёллер-5, ну и ещё парочку линий с маркёрами по двум большим хромосомам.
– Хорошо бы знать формулы красителей, это помогло бы мне сориентироваться… – возразил было Заломов, и тут же отметил, что слова его звучат как-то слишком любезно, почти просительно, чуть ли не угодливо.
– А вот об этом попрошу не беспокоиться, – оборвал его Драганов. – Вас ознакомят с формулами, когда Я сочту это нужным, – на слове «я» шеф поставил жирный акцент. – А пока работайте. Вам понятна ваша задача?
– Да, – безропотно согласился Заломов, изумляясь не столько странности указаний Драганова, сколько собственной странной покорности.
Разговор был завершён, его заключительная часть оказалась для Заломова совершенно неожиданной, и он даже забыл доложить о необычном поведении алого красителя с кодовым названием «КСК».
В тот вечер Заломов долго не мог уснуть: из головы его упорно не выходил разговор с шефом. Он ещё помнил, сколько переживаний доставила ему проблема существования высших сил в детстве. Так лет до двенадцати он панически боялся грозы. И это не был страх попадания в него молнии; нет, то был страх каких-то невидимых сверхмощных сил, следящих за ним и жаждущих покарать его за двуличие. Ведь на словах-то он, как положено советскому школьнику, в Бога не верил. Так что религиозное чувство юного Заломова выражалось главным образом в смутных страхах. Особенно страшно было ему грозовыми ночами, когда за окнами полыхали нестерпимо яркие, видимые даже сквозь сомкнутые веки молнии, а грозный гром, казалось, распарывал дом от крыши до потолка над его кроватью. И сколько ни говорили ему взрослые, что молния – это просто электрический разряд, а гром – просто звук того разряда, мистический страх перед грозой не проходил.