— Кроме поимки убийц, меня ждет еще работа, — сообщил Билли. — Когда я вернусь, я опять пойду в «Холли». Там под окном проходит водосточная труба, она прекрасно выдержит мою тяжесть.
— Слушайте, Билли, — запротестовал было я, — это дело мое, не берите на себя самую опасную долю!
— Это зависит от взгляда, — засмеялся он. — Как бы то ни было, я вполне удовлетворен. Вы только поймайте мисс Мерчию, а уж я поймаю Хамти-Дамти и всех остальных! Ну, мне надо идти. Я обещал зайти за Шерлоком в четверть третьего, а закон не может ждать. Завтра расскажу вам все. Когда начинается партия в крикет?
— Черт их знает, — сказал я, — вероятно, около одиннадцати.
— Ладно, я заверну туда. А пока, старина, не забывайте, что все женщины прирожденные лгуньи.
ГЛАВА XVII
Остановив автомобиль у Бергамского моста, я обратил внимание на то, что Мерчиа выбрала для нашей встречи красивое и уединенное место. Вправо от меня, на невысоком холме, стояла старая, разбитая ветром, полуразвалившаяся ветряная мельница, единственное строение, выделяющееся на однообразном фоне бесконечных суффолькских пастбищ.
Открыв ворота, я пошел по неровной тропинке, служившей, вероятно, дорогой для мельника, и быстро поднялся на холм, оглядываясь в последний раз назад, чтобы убедиться, что за мной никто не следит. Вслед за тем я увидел Мерчию. Она стояла в дверях мельницы, бледная и прекрасная. При виде ее мое сердце дрогнуло.
— Как я счастлив, что вижу вас! — сказал я, протягивая ей руки.
Она отпрянула от меня испуганным движением.
— Никто не следил за вами? — прошептала она.
— Нет. Я приехал на автомобиле и оставил его внизу, у холма.
Она с облегчением вздохнула.
— Я так боялась за вас; мне казалось, что они подозревают. С нашей стороны это безумие так встречаться!
— В таком случае, я буду молить судьбу, чтобы рассудок никогда не возвращался к нам, — сказал я с беспечным смехом. — О, Мерчиа, милая, прелестная Мерчиа,
неужели вы думаете, что жизнь может хоть что-нибудь дать такое, чем бы я не пренебрег ради встречи с вами!.. Страсть, звучавшая в моем голосе, вызвала нежную краску на ее лице. Она прислонилась к стене мельницы и умоляющим жестом подняла руки.
— Не надо, не надо…
Я покачал головой и с нежной улыбкой произнес:
— Все, что хотите, Мерчиа, но скажите лучше солнцу, чтобы оно перестало светить, только не мне, чтобы я перестал любить вас.
— Вы не должны так говорить со мной, — воскликнула она, почти рыдая. — Разве недостаточно того, что я старалась вас спасти? Неужели в вас нет никакой жалости? О, бегите, пока не поздно! Уйдите из моей жизни и дайте мне вас забыть!
— Ни за что, — сказал я, — я люблю вас, и всем убийцам из Южной Америки не удастся встать между нами!
Она посмотрела на меня душу раздирающим взглядом.
— Понимаете ли вы, что вы говорите? Неужели вам не ясно, что дочь Мануэля Солано не может быть вам близка?
— Нет, — ответил я резко, — этого я не понимаю! Я вам уже клялся, что я совершенно не виновен в смерти вашего отца, и вы мне верите, я знаю, что вы мне верите!
Она посмотрела мне прямо в глаза и более спокойным голосом сказала:
— Да, я вам верю! Иначе разве я была бы здесь? Я верю вам вопреки тому, что видела своими глазами, вопреки доказательствам всей Санта-Лукки и, наконец, даже вопреки разуму. Вот почему я стараюсь вас спасти. Но если не вы убили моего отца, вы должны знать, кто это сделал. Откройте мне всю правду, скажите — кто?
Ее настойчивая мольба чуть было не пошатнула моего решения. Но я дал слово Норскотту, и мне стоило больших усилий не нарушить его.
— Точно я не знаю ничего. Если другие считают меня виновным, они ошибаются. Но, в таком случае, дайте им самим отомстить за себя… — только и мог сказать я.
Она вздрогнула.
— Теперь уже поздно. От Лиги одно спасение: смерть. Когда они пришли ко мне и сказали, что вы еще живы, я пошла, не раздумывая; я надеялась отомстить за отца. Затем ночью, на Парк-Лэйн, я впервые поняла, что заблуждалась. С тех пор я стала их обманывать и лгать,
Если бы даже я рассказала им всю правду, это ни к чему не привело бы: они все равно не поверят. А теперь они, кажется, подозревают даже меня…
Ее бессвязная речь впервые пролила некоторый свет на это темное дело.
— Мерчиа, — спросил я, — кто я, по-вашему?
Она посмотрела на меня, ошеломленная моим вопросом.
— Вы — Игнац Прадо, — произнесла она медленно.
— Клянусь вам, что нет!
Последовала минута глубокого молчания. Потом она резким, почти машинальным движением положила свою руку на мою.
— Кто же вы? Говорите же! Кажется, я сойду с ума. Я поймал ее руки и прижал их к своей груди.
— Мерчиа, душа моя, — шептал я, сжимая ее в своих объятиях, — подарите мне ваше доверие так, как я подарил вам свою любовь. Мы с вами запутались в какой-то паутине, сотканной самим дьяволом, и еще неизвестно, как все это кончится. Выслушайте меня. Я клянусь вам своей любовью, что я не Игнац Прадо и что я ничего не знаю о смерти вашего отца. Сейчас я вам ничего больше сказать не могу, но вы должны мне верить. Мерчиа, вы поверите мне?
Она вырвалась из моих объятий и, бледная, как статуя, прислонилась к стене.
— Я чувствую, что вы говорите правду, — еле слышно проронила она. — Но, боже! В какой вы ужасной опасности! Гуарец со своими товарищами убьет вас. Это так же верно, как то, что завтра будет день; вам остается только бежать отсюда и исчезнуть. Во всяком случае они убеждены, что вы Игнац, а ваш двоюродный брат Мориц Фернивелл — он-то вас и выдал — первый сообщил Лиге о том, что вы находитесь в Лондоне.
— Так оно и есть, — сказал я угрюмо, — я был уверен, что этой любезностью обязан мистеру Морицу.
— А теперь вы уедете? Немедленно?..
— Я уеду, Мерчиа, только тогда, когда уедете вы. Если вы воображаете, что я оставлю вас одну с этой шайкой разбойников, вы жестоко ошибаетесь. Если я уеду, вы поедете со мной. Я ни на шаг не удалюсь из Вудфорда, разве только для того, чтобы привезти вас в Лондон.
Она в отчаянии взглянула на меня.
— Это бесполезно! Тогда они нас убьют обоих, вот и все!
— Едва ли! — настаивал я. — Они пока еще слишком заняты тем, чтобы убить меня.
Она покачала головой.
— Лига всегда приводит в исполнение то, что она себе наметила. Здесь вопрос может идти только о времени. Через неделю вы будете убиты и ваш друг вместе с вами. О! Вы сами не знаете, в какой опасности находится ваша жизнь! Послушайте: кроме Прадо и Лопеца, было еще четверо, и все четверо убиты. А вы знаете, что случилось с Лопецом?
— Я вообще ничего не знаю про весь этот адский замысел, кроме того, что они три раза промахнулись, целясь в меня, и что в конце концов им удалось похитить моего несчастного Мильфорда. Но теперь я начну борьбу с ними, хотя бы только для того, чтобы отомстить за Мильфорда.
— Мильфорд? — повторила она в ужасе. — Это тот, кого они пробовали отравить?
— Да. Он исчез три дня назад, и я не знаю, что с ним теперь!
Глубокий вздох вырвался из ее груди, и еле слышно она прошептала:
— Ах! Вот что! Потому, должно быть, исчез и Да-Коста. Он остался сторожить дом и должен был ежедневно писать Гуарецу. Вы об этом больше ничего не слыхали?
В это время послышались чьи-то приближающиеся голоса, и мы замолкли. Послышались шаги, несколько слов, произнесенных мужским голосом, и звонкий женский смех, Я сейчас же узнал этот смех.
— Идемте, Мерчиа. Сюда идут двое из нашей аштонской компании, — сказал я тихо. — Нам надо как-нибудь вывернуться. Предоставьте это мне; я все объясню.
Она не ответила, и мы вышли из двери прямо на солнечный свет.
В десяти шагах поднимались по дороге, по направлении к нам, Йорк и леди Бараделль. Когда мы вышли в открытую дверь, они остановились, и мы, все четверо, смущенно смотрели друг на друга. Воцарилось неловкое молчание.