Не прошло и четверти часа после моего возвращения в камеру, как сторож мой возвестил с благоговением на лице:
— Приехал министр внутренних дел. Он желает вас немедленно видеть.
Минуту спустя ко мне ввели лорда Ламмерсфильда. Я встал, и, когда следователь вышел, закрыв за собою дверь, я поклонился моему высокопоставленному гостю:
— Как это любезно с вашей стороны, что вы так скоро пришли.
В первый момент лорд Ламмерсфильд ничего не ответил. Он смотрел мне прямо в лицо с выражением не то удивления, не то иронии. Потом протянул мне руку и сказал:
— Даже председатель кабинета, и тот иногда держит свое слово, мистер Норскотт.
Я засмеялся, отвечая на его рукопожатие.
— Лорд Ламмерсфильд, — начал я без всяких предисловий. — Я просил вас прийти сюда, чтобы рассказать вам всю правду. Я… не Стюарт Норскотт. Этот интересный джентльмен теперь умер. Вот тот единственный пункт, в котором полиция не заблуждается.
— Скотланд-Ярд делает замечательные успехи, — заметил невозмутимо министр и, положив шляпу на стол, придвинув себе стул и сел.
— Я расскажу вам всю историю от начала до конца, так будет лучше, — сказал я. — Кроме того, могу обещать, что вам не надоест ее слушать.
Ламмерсфильд вежливо поклонился.
— Мне никогда ничто не надоедает, кроме политики.
Прохаживаясь взад и вперед по камере, я изложил моему посетителю по порядку всю изумительную историю моих похождений, начиная с момента встречи с Норскоттом на набережной. Я пропустил только один или два эпизода частного характера, касавшихся Мерчии и леди Бараделль.
Когда я закончил, он некоторое время сидел и смотрел на меня молча. Потом тихо засмеялся.
— Я вам очень признателен, мистер Бертон, — сказал он, наконец. — Я был убежден, что люди, подобные вам, в наше время существуют только в романах. Как утешительно убедиться в подобной ошибке!.. Да, я понимаю, что жизнь может представлять большую ценность для человека с таким пищеварением и такими принципами, как у вас. Я верю в подлинность вашего рассказа: он слишком неправдоподобен.
Я поклонился.
— Кроме того, — прибавил Ламмерсфильд с иронией, — ваш рассказ имеет то достоинство, что объясняет многие факты, над которыми в настоящий момент наш добрый приятель Кертис ломает себе голову.
— Думаю, что мне придется говорить правду, — сказал я нерешительно.
Лорд Ламмерсфильд поднял руку в знак протеста.
— Никогда не следует прибегать к крайностям. Я сегодня же пошлю к вам Джорджа Гордона. Никогда не встречал человека, который от природы питал бы к правде более сильное отвращение. Если только найдется удобный способ вывести вас из затруднения, не прибегая к раскрытию истины, можете быть уверены, что он его пустит в ход.
Он произнес имя самого известного молодого криминалиста, имя, которое в настоящий момент гремело заслуженной славой.
Я начал было благодарить его, но он меня прервал:
— Я смотрю на вещи с эгоистической точки зрения. Как бы я ни преклонялся перед английским народом, мне совершенно нежелательно, чтобы он знал о моих частных отношениях с покойным мистером Прадо. Я бы попросил вас не говорить об этом даже с Гордоном.
Я кивнул головой в знак согласия.
— Что касается меня, конечно, я так и поступлю. Но Прадо, вероятно, оставил какие-нибудь записи в своих делах, и если они попадут в руки его двоюродного брата, то… вы уже знаете из моего рассказа, что за птица этот мистер Мориц Фернивелл.
Лорд Ламмерсфильд пожал плечами и сказал, вставая:
— Когда занимаешься политикой, поневоле становишься философом. В худшем случае — это кончится для меня добавочным отпуском. И я считаю, что вполне заслужил такую неприятность благодаря моей непростительной глупости. Я не понял, что наш покойный приятель был просто отъявленный авантюрист. Я был уверен, что он только гнался за титулом.
ГЛАВА XXI
Мистер Джордж Гордон приехал около половины четвертого. Его привел в мою камеру сам следователь и доложил о нем с тем же благоговением, что и о министре.
Это был высокий, безупречно одетый молодой человек, с усталым лицом и зорким взглядом из-под тяжелых век. Когда он произнес свое приветствие, в голосе его послышалось нечто, напоминающее свист кнута.
— Лорд Ламмерсфильд вам, вероятно, уже все рассказал, — заговорил я. — Пожалуй, будет лучше, если вы теперь станете задавать мне вопросы?!
Он сел за стол и покачал головой.
— Нет, мистер Бертон, если позволите, я предпочитаю выслушать это дело в вашем собственном изложении. Понятия Ламмерсфильда об истине имеют скорее политический, чем юридический характер.
Вспомнив мнение министра о мистере Гордоне, я не мог сдержать улыбки и без долгих размышлений начал свой рассказ. Мой гость слушал меня, нагнувшись над столом, делая какие-то заметки на полулисте бумаги. Раза два он прерывал меня и задавал краткие, отрывистые вопросы. Когда я закончил, он вдруг встал, потянул к себе свои записи и медленно сказал:
— Надеюсь, вы понимаете, мистер Бертон, что завтра вы станете самым популярным человеком в Англии; если вы используете газеты должным образом, то ваши мемуары будут стоить колоссальных денег. Я уверен, что с сегодняшнего дня каждый английский журналист будет гнаться за вами по пятам, а они-то уж не упустят ни единой мельчайшей подробности вашей жизни за последние четыре месяца.
Говоря так, он все время не спускал с меня глаз. Я пожал плечами.
— В таком случае, они ее найдут чертовски неинтересной. До прошлой недели моя жизнь была примером благонравия.
Он немного помолчал.
— Если все это правда, то вам, конечно, ничто не грозит. Начнем с того, что показания господина Логана прекраснейшим образом восстанавливают ваше алиби. Но, с другой стороны, вам трудно избежать судебного процесса. Вся история слишком неправдоподобна. Судья не может принять ее на веру.
— Что делать, — сказал я со вздохом. — Раз уж все это раскроется, — значит, так и должно быть.
Он кивнул головой.
— Я сейчас же разузнаю, какие улики есть у полиции, и просмотрю все ваше дело. Надеюсь, появление в суде мисс Солано или вашего друга мистера Логана не встретит никаких затруднений?
— Ровно никаких! Логан живет в моей квартире под надзором полицейского. Он, наверно, придет сюда немного погодя. Мисс Солано находится у Трэгстоков, но мне не хотелось бы, чтобы ее имя часто фигурировало в этой истории.
Он не обратил внимания на мои последние слова.
— Пошлите ко мне Логана, как только он придет, — сказал он вежливо. — Прежде всего я постараюсь, чтобы выдали приказ об аресте Гуареца и всей остальной банды. А затем нам надо будет разыскать Мильфорда, если только он еще жив. В его руках все нити дела.
— Вы, по всей вероятности, найдете его в Темзе, — заметил я. — Моя единственная надежда на то, что ему удалось убить Да-Коста.
Гордон встал с места. Присущая ему томность вдруг спала с него, точно плащ. Глаза засверкали таким живым умом, такой энергией, что я легко понял его выдающийся успех.
— Я сделаю все, что возможно, — сказал он. — Полиция, наверное, попросит назначить второе следствие на завтра, и даже лучше, если ее ходатайство будет удовлетворено. Второе заседание покажет нам положение наших дел. Между прочим, не можете ли вы дать мне несколько адресов ваших друзей, живущих в Америке или в каких-либо других странах, чтобы они могли засвидетельствовать вашу личность?
Я выписал ему имена нескольких самых почтенных моих знакомых, знавших о моей поездке в Англию, и он спрятал этот список в карман:
— Я сегодня же пошлю им каблограмму. Не забудьте прислать мне Логана. А с мисс Солано я постараюсь повидаться сам.
Он ушел, оставив меня в приятном сознании, что выбор защитника сделан весьма удачно. Меня теперь беспокоила только мысль о том, что Мерчию придется втянуть в эту историю как свидетельницу. Что бы ни случилось, я решил твердо скрыть от публики ее истинную роль. Во Франции, конечно, это не имело бы значения, так как французы считали бы ее намерение убить Прадо вполне естественным и даже похвальным. Таково же было и мое мнение. Но могу себе представить, какая суматоха поднялась бы здесь, в Лондоне, среди моих добродетельных соотечественников! Чего бы это ни стоило, нужно будет скрыть ее участие в деле.