– Что делать? Популяризировать науку! Фильмы о ней снимать, песни слагать, книги писать, наконец, если их ещё кто-то читает! Сделать так, чтобы ясная, незамутнённая потребительскими установками мысль стала маяком развития общества! Чтобы ребёнок ещё в яслях захотел стать учёным, творить, открывать новые горизонты! Чтобы в нём проснулось желание понять, как устроен этот мир… Нет, я неправильно сказал, не «проснулось желание», ведь у маленьких детей его, как раз, хоть отбавляй, а не исчезло со временем. Необходимо возродить в человеке жажду открытий, направить его в космос, к неизведанному. Сколько можно топтаться на орбите? Только мусор там копят!
– Думаете, получится?
– Думаю, стоит попробовать, – серьёзно ответил Виталий Алексеевич. – Только не нам, мы уже списанный материал, этим придётся вам заниматься, вам, – он ткнул в меня пальцем, – молодым. Пока не исчез этот вот задор в твоих глазах, пока ты ещё живёшь, пока не превратился мумию, в призрак, среди библиотечных полок!
– Не знаю, – я тогда жутко смутился, – мы ведь ещё ничего не умеем…
– А никто не умеет! – перебил меня Виталий Алексеевич. – Все мы рождаемся и умираем дураками, а кто тебе скажет, что он всему научился, что всё познал, тот самый главный дурак. Делайте то, что умеете – боритесь за науку, за новые открытия со всей яростью, на которую способна молодость! Иначе никак.
В тот момент я не мог себе представить, чтобы мне хватило сил сдвинуть хоть камешек на пути к тому будущему, о котором говорил Виталий Алексеевич. К концу подготовки я выглядел не лучше бродячего пса после недельной голодовки. Собрав материалы, я два дня отсыпался, а потом приступил к разработке схем, чертежей и описанию принципа действия ИМП.
До меня (как бы нескромно это ни прозвучало) учёным приходилось напрямую воздействовать на головной мозг. Они буквально вскрывали черепную коробку и запускали электрические импульсы, чтобы изменить поведение пациента или создать красочные картинки в его зрительной коре. Были, конечно, гарнитуры со схожим принципом действия, например, для угнетения опиоидных рецепторов, что позволяло лечить алкоголизм. Но я хотел добиться высокой точности воздействия на мозг. Я верил, что если мой преобразователь заработает, излечить паническое расстройство, депрессию или шизофрению будет не сложнее, чем сходить к парикмахеру.
Проект прошёл предварительный отбор, вышел в финал и забрал главный приз. Я был на седьмом небе! В тот же день я приехал в банк и перевел всю сумму на кредитные счета родителей.
Ещё через день со мной связался Павел Сергеевич. Он пригласил меня продолжить учебу у них, в «Заслоне». Там я познакомился с Димкой, встретил и полюбил Катю, а потом…
Потом я, наверное, создал рабочий прототип ИМП… прошли испытания…
Я изо всех сил напрягал перегревшиеся мозги, пытаясь вспомнить, но густой туман окутал всё, что я знал с начала разработки преобразователя и до сегодняшнего дня.
– Нам пора, – в комнату вошёл человек с худым железобетонным лицом и жёстким, немигающим взглядом за зелёными стёклами очков. – Они скоро будут.
Павел Сергеевич засуетился, вытащил из кармана металлическую коробку, похожую на те, в которых дарят кольца возлюбленным, со щелчком открыл её и достал одну из хранившихся там красных пилюль.
– Дима, принеси воды, – он протянул пилюлю мне. – Нам надо уходить. Выпей, пожалуйста.
Я перевёл взгляд с пилюли на всё ещё стоявшего в дверях мужчину.
– Это кто?
– Дядя Саша, – торопливо объяснил Павел Сергеевич, – наш… охранник. Выпей, мы торопимся.
Я взял пилюлю, забросил её в рот и запил. От пяток до кончиков волос пробежал разряд, стало тепло и приятно, ноги сами собой распрямились, я попытался встать, и это далось мне легко.
– Идём, – Павел Сергеевич накинул мне на плечи лёгкую крутку, а под ноги бросил кроссовки, ведь кроме трико и майки на мне ничего не было. – Скорее, Егор, поторопись.
Мы вышли в узкий пустой коридор с множеством дверей, за которыми, возможно, мариновались в собственных кошмарах такие же несчастные пленники, как я. Затем спустились на лифте на первый этаж, вышли на улицу, и мне в лицо ударил прохладный ветер. Я зажмурился и прикрыл рот, но было поздно – песок уже поскрипывал на зубах и резал глаза. Меня, словно тяжелобольного, окружили четверо людей, среди которых были Дима и Павел Сергеевич, подвели к фургончику и посадили внутрь. Дядя Саша сел за руль и завёл мотор.