— Я потом все скажу....
На его красивом мрачном лице появилось презрительное выражение. Такое жгучее презрение может быть унаследовано только от многих поколений высокомерных предков.
Секунду спустя он повернулся и исчез в темноте.
Глава шестая
В последующие дни Тина была почти благодарна Тео за его грубое вторжение: по крайне мере, оно помогло ей сохранить уязвленную гордость. Она со всей своей энергией погрузилась в работу, прочесывала окружающие джунгли поисках полезных и декоративных растений классифицировала, засушивала, определяла снабжала ярлычками свои находки с лихорадочной поглощенностью, — но, как ни старалась, не могла заставить себя забыть ту ночь. Открытия должны были бы радовать ее: растения, которые она раньше видела только в музейных гербариях, цвели вокруг, и с каждым шагом в влажных парящих джунглях она делала все новые находки. Но ничто, даже захватывающая дух, гипнотическая красота диких орхидей, буйно цветущих на мириадах веток, не могло удержать ее мысли от унизительного возвращения к сцене, которая словно навечно отпечаталась в ее сознании.
Каждое воспоминание об этой сцене заставляло ее краснеть от стыда. Тысячу раз спрашивала она себя: «Как я могла так поступить? Что заставило меня так броситься к нему?» И каждый раз она не находила никаких оправданий. Можно сделать вид, что грубое обращение, когда она спас ее от пираний, временно затуманило ее мозг, — но она слишком честна, чтобы обманывать себя. Соединение волшебства тропической ночи, ее короткого счастья и его близости едва не привели к падению. Тина утешала себя этим «едва». Благодаря своевременному вмешательству Тео, Рамон не подозревает, что чувства, которые так откровенно излились в ту ночь, исходят от сердца и не являются, как он верит сейчас, всего лишь видимостью, чтобы свести счеты с Инес. Понимание это было одновременно горьким и сладостным; ей хотелось сказать ему, как сильно она его любит; но она понимала, что после того что произошло, он ее никогда любить не будет.
Дни шли за днями полные мучительных мыслей и тяжелой работы, но она по-прежнему была далека от осуществления своего плана поисков знахаря. Раздраженная собственной нерешительностью, укоряя себя за то, что стальной взгляд Вегаса каждый раз заставлял ее дрогнуть, она то собиралась с силами, чтобы обратиться к нему, то вновь начинала колебаться и утрачивала шанс. И только на пятый вечер, в перерыве между ужином и сном, она набралась достаточно храбрости, чтобы поднять этот вопрос.
Все собрались у лагерного костра, сытые и усталые и с ленивым удовлетворением перебрасывались замечаниями о своих индивидуальных проектах. Темная голова Вегаса была обращена к Инес, когда Тина, казалось, не по своей воле задала вопрос.
— Сеньор, можно ли мне взять небольшую группу и отправиться на поиски гуахарибо?
У нее во рту пересохло, когда все разговоры неожиданно смолкли и голубые пронзительные глаза Вегаса устремились к ней. Она встретила этот взгляд спокойно, скрывая лихорадочное биение сердца и затаенное дыхание.
— Гуахарибо? — с ледяным безразличием переспросил он. — А известно ли вам, что это племя только недавно отказалось от каннибализма и, вполне вероятно, вернется к этому обычаю при появлении незваных гостей? Мне нужны очень веские основания для того, чтобы просто подумать над такой возможностью, сеньорита Доннелли. — Взгляд его стал еще острее. — У вас есть такие основания?
Начав объяснять, Тина совершенно перестала нервничать. Она отвечала на его жесткий взгляд своим, полным мольбы о понимании, рассказывая о своих надеждах, о том, зачем ей нужен этот знахарь и знаток трав. Он слушал ее молча, пока не прозвучали последние слова; ей показалось, что под его невозмутимой маской блеснул огонек интереса, и она немного приободрилась, — но тут же на поляне прозвучал насмешливый голос Инес.
— Что за глупое желание, — проговорила она. — Ничего более нелепого не слышала! Вы, должно быть, невероятно наивны, — с насмешкой обратилась она к Тине, — если полагаете, что грязный первобытный знахарь может больше знать о лечении болезней, чем наши видные медики!
— А разве медики изобретают свои лекарства, сеньора? — возразила Тина. — Лекарства дают растения, и до сих пор врачи нуждаются в больших количествах хинина и пенициллина. Я признаю, что в лабораториях мира химики часто усовершенствуют природный продукт, но у них было бы мало исходных материалов для изучения, если бы не такие люди, как этот туземный знахарь, которые натыкаются на средства лечения совершенно случайно, или как ботаники и собиратели растений, которые хватаются за самые тонкие ниточки, чтобы найти такие растения и организовать их выращивание!
— Браво, Тина! — В голосе Тео звучал сдержанный смех. — Хорошо сказано, так хорошо, что любой мужчина, который вас услышал, должен помочь вам в ваших поисках. Конечно, — тут он улыбнулся Вегасу, — если не боится горстки туземцев и их грубого оружия. В таком случае, — пообещал он Тине, — я с радостью буду сопровождать вас в туземную деревню.
— Ничего подобного вы не сделаете, Бренстон, — холодно возразил Вегас. — Я принимаю решения в этой экспедиции, и, поскольку мне приходится брать в расчет все обстоятельства, я не могу решать так поспешно, как вы.
Тео довольно улыбнулся. Ничто не могло теперь вывести его из хорошего расположения духа: ведь он посчитался с человеком, который унизил его. Месть оказалась сладкой, и это создавало ложное ощущение безопасности в присутствии своевольного сеньора.
Но Рамон перевел свой невозмутимый взгляд, еще более раздражающий, чем презрение, с торжествующего лица Тео на опечаленное — Тины.
— Я уважаю мотивы вашей просьбы, сеньорита, и достаточно путешествовал в обществе ботаников, чтобы знать, что вы говорите правду — Сердце ее дрогнуло. — Однако, — тут же добавил он, — то, что вы просите, невозможно. Даже если мужчины согласятся сопровождать вас, я не могу этого разрешить: слишком велик риск.
При виде явного разочарования Тины мужчины сочувственно загомонили. Первым заговорил Феликс Крилли.
— Это ваше последнее слово, сеньор? Стыдно, что мы так близко к цели Тины и не можем помочь ей в достижении ее. Я добровольно вызываюсь сопровождать ее, если вы укажете путь в джунглях.
Одобрительный хор свидетельствовал, что Феликс выразил общее мнение, и Тина снова начала надеяться. Теперь, перед лицом такой поддержки, он не сможет отказать, подумала она. Но тут же поняла, что ошиблась. С уверенностью, основанной на многолетнем опыте, Рамон объяснил:
— Пока мы держимся вместе, гуахарибо не будут пытаться причинить нам вред, но если я позволю небольшой группе покинуть лагерь, последствия будут очень серьезные.
— Но, сеньор, — возразил Феликс, — за все время мы не видели ни одного туземца! Откуда вы знаете, что они настроены враждебно? Обычно достаточно нескольких безделушек, чтобы завоевать их дружбу, как вы, несомненно, знаете.
Вегас мрачно свел брови и ответил еще более резко:
— Мы имеем дело не с племенем детски невинных дикарей, Крилли! Гуахарибо — свирепые каннибалы и впервые встретились с белым человеком всего несколько месяцев назад. А что касается вашего замечания, что вы не видели ни одного туземца, — голос его звучал зловеще, — вам, должно быть, интересно будет узнать, что они не пропустили ни одного нашего движения с тех пор, как мы оказались на их территории! — Все ахнули, а он продолжал: — Если бы вы были немного более наблюдательны, вы заметили бы по ночам отблески их лагерных костров; бусы и другие безделушки, которые я развешивал на ветвях у нашего лагеря, оставались нетронутыми, хотя имеется множество свидетельств, что туземцы стояли всего в нескольких шагах от них.
Он резко замолчал, как будто испытывая нетерпение от того, что приходится объяснять то, что очевидно опытному человеку, и ждал, нарушит ли кто-нибудь наступившее молчание. Сидевшие у костра откашливались и смущенно переминались, но молчали; даже Тео, казалось, лишился дара речи. Оглядывая смущенные лица мужчин, Тина чувствовала, как рушатся ее надежды: все отводили от нее взгляды. Она сама быстро отвернулась от пронзительного взгляда голубых глаз, в котором словно увидела наслаждение зрелищем ее поражения. Вызывающе расправив плечи, она встала, собираясь уходить. Но не успела уйти с освещенного места, услышав властный голос: