Тина не снизошла до ответа; с выражением отвращения она встала и оставила его в одиночестве наслаждаться своей шуткой.
Торопливо выходя из зала, она думала над его словами. Девять тридцать — это время, когда судьба, в облике Рамона Вегаса, решит исход ее плана. Она должна выглядеть так, чтобы убедить его, что достаточно компетентна для участия в экспедиции.
Уверенно — она много раз выполняла эту работу для тети — Тина упаковала свои вещи, безжалостно отбрасывая все не самое необходимое, и позвонила вниз портье, чтобы к одиннадцати прислали носильщика за ее багажом. Было еще только девять, поэтому Тина решила написать тете в последний раз перед выходом. Трудно далось ей это письмо. Тина писала о нетерпеливом желании начать путешествие, но самой ей казалось, что каждое предложение выдает страх, который с каждой минутой все больше овладевал ею, напоминая о злом зеленом пространстве, готовом вот-вот поглотить ее.
Когда она наконец взглянула на часы и обнаружила, что уже почти наступило время так пугающей ее встречи, пол вокруг нее был усеян смятыми листками бумаги. Она торопливо сунула листок с несколькими торопливо написанными предложениями — все, что сумела сочинить, — в конверт и положила в карман, чтобы отправить позже. Больше нет времени на пугающее ожидание и нерешительность: час испытания наступил!
Когда она добралась до комнаты, где, как ей сказали, она увидит сеньора Вегаса, все вокруг было тихо. Никто не встретился, и Тина неуверенно стояла в безмолвном покрытом коврами коридоре, раздумывая, постучаться или просто войти. Но тут негромкий гул голосов изнутри подсказал ей, что все уже собрались, — она с трудом сглотнула и внутренне напряглась, ожидая встречи с дюжиной взглядов, которые устремятся на нее, единственную опоздавшую.
Но когда она скользнула в комнату, ее появление прошло незамеченным; только один мужчина, стоявший у большой карты, которая занимала почти всю стену за ним, бросил на нее быстрый взгляд. Она опустилась на ближайшее сидение — за спинами остальных собравшихся — и облегченно вздохнула: ее запоздалое появление не привлекло внимания присутствующих, явно поглощенных происходящим. Мужчина у карты продолжал говорить — быстро и властно.
— Наш маршрут пролегает по самой неизведанной территории Бразилии и Венесуэлы. Самое современное транспортное средство понесет нас по недоступным, часто даже не нанесенным на карты водным путям; мы попадем в век, не знающий цивилизации...
Тина внимательно разглядывала говорящего, и сердце ее дрогнуло. Если она надеялась, что Рамон Вегас окажется симпатичным мужчиной, которого, если вдруг ложь раскроется, удастся убедить мольбой и сладкими словами, то эти надежды рассеялись при первом же взгляде на него. Черты его лица напоминали резьбу на твердой древесине; особенно челюсть, которая, как заметила Тина, была очерчена необычайно решительно. Говоря, он по очереди смотрел на каждого слушателя, удерживая их внимание без всяких усилий со своей стороны, и она почувствовала в нем способность манипулировать людьми, как фигурами на шахматной доске, так, что они этого даже не заметят. Глаза у него оказались удивительно яркими. Лучи солнца через окно падали на темную голову, обнаруживая скрытые рыжевато-коричневые прядки среди угольно черных волос. Неожиданно он сделал быстро движение, показав указкой их маршрут на карте. Он по-прежнему говорил, но Тина уже не слышала его слов. Гибкие мышцы под желтовато-коричневой рубашкой; кажущийся небрежным взгляд, который тем не менее не упускал ничего из окружающего; ощущение нетерпения, которое выдавал этот взгляд, часто устремлявшийся к окну, словно его хозяину не терпелось вырваться на свободу; хищная упругость походки — все напоминало повадки зверя, попавшего в клетку и стремящегося вырваться. Для Тины он в эти минуты олицетворял все то, что пугает в джунглях. Он был страшен, как коричневая голубоглазая пума — южноамериканский лев, — и, казалось, так же дик и неприручаем.
У нее перехватило дыхание, но она заставила себя успокоиться и вслушаться в его слова.
— От Манауса, — он показал на карте, — мы пройдем вверх по течению Негру через проток Казиквайре, а потом вниз по Ориноко до Сан-Феликса в Венесуэле — путь в две тысячи миль, на каждой из которых нас ждут неведомые опасности. На пути есть два участка опасных порогов, непроходимых для любого другого судна. После них мы попадаем в страну каннибалов и охотников за головами, где большинство туземцев ни разу не видели белого человека, тем более гремящее судно на воздушной подушке. — Он замолчал, ожидая, пока его слова дойдут до сознания слушателей; потом, убедившись, что они осознают предстоящие опасности, подчеркнуто продолжил: — Если кто-то хочет отказаться или сомневается в своей способности выдержать путешествие, я хочу, чтобы он честно сказал об этом сейчас. Никто не должен стыдиться, признаваясь, что ему страшно; больше того, для такого признания требуется мужество, — но должен повернуть, пока не поздно, потому что когда мы окажемся на борту корабля, повернуть назад нельзя будет ни при каких обстоятельствах. Каждый участник экспедиции должен быть способен, если понадобится, выжить в одиночку в глубине джунглей. Я не собираюсь брать с собой пассажиров, каждый будет выполнять свою часть работы, и если кто-то из вас чувствует, что не отвечает этим требованиям, пусть скажет об этом сейчас!
Последовал гул голосов. Словно давая время обдумать его слова, Рамон Вегас положил указку на стол и с мягкой улыбкой подошел к женщине, сидевшей в стороне от других, небрежно закинув нога на ногу; выражение терпеливого ожидания на ее лице при его приближении сразу сменилось улыбкой. У Тины не было времени разглядывать эту женщину, которая, как она решила, и есть донья Инес Гарсия. Она успела только заметить две черные пряди, упавшие на гладкие щеки, и алый влажный рот, словно ждавший поцелуев, — и тут же Тину поглотил общий разговор.
Она обнаружила, что появились и другие члены экспедиции, кроме тех, с кем она познакомилась накануне вечером. Феликс Крилли снова взял на себя обязанность представить ее, но в возбуждении сборов большинство названных имен она не запомнила. Всего теперь было восемнадцать участников экспедиции, включая Рамона Вегаса и донью Инес. В их число входил капитан корабля Джозеф Роджерс, а также киногруппа, которая уже неделю жила в Манаусе, готовя оборудование и привыкая к удушающей жаре.
Тина пожалела, что не последовала примеру этих людей. Становилось все жарче, и лучи солнца беспощадно раскаляли воздух. Тина чувствовала, что в этой тяжелой атмосфере дух ее слабеет, и ей пришлось приложить немалые усилия, чтобы членораздельно ответить на вопрос капитана Джозефа Роджерса.
— Ну как, мисс Доннелли, грозное предупреждение Рамона не настроило вас против участия в экспедиции? — Он улыбнулся.
Ей очень хотелось дать утвердительный ответ, но она собралась с силами, и если ее ответу недоставало теплоты, то он был исполнен решительности:
— Конечно, нет, капитан Роджерс. Я намерена принять участие в экспедиции. Боюсь, сеньор Вегас чуть театрален в своих предупреждениях, но я делаю скидку на его латиноамериканский темперамент, который, наверно, слегка окрашивает все его суждения. В конце концов, здесь собрались, в основном, очень опытные люди, и сеньору Вегасу следовало бы сосредоточить свое внимание на новичках в джунглях. — Уверенно тряхнув головой — в глубине души она, конечно, никакой уверенности не чувствовала, — Тина закончила: — Не сомневаюсь, что путешествие пройдет так же гладко, как поездка по Стренду{ Стренд — одна из главных улиц в центральной части Лондона. — Прим. перев.} в лондонском автобусе.
— В самом деле? — донеслось словно ниоткуда. Тина повернулась, чтобы посмотреть, кому принадлежит этот насмешливый голос, и взгляд ее уперся в верхнюю пуговицу жестко накрахмаленной походной рубашки. Она подняла глаза, чтобы увидеть лицо владельца рубашки, и отступила на шаг, увидев жесткий блеск голубых глаз Рамона Вегаса. Его мрачно сжатый рот произнес еще одно слово, — португальское и потому непонятное ей, но, видимо, гневное и презрительное, затем сжался в прямую линию; Рамон Вегас повернулся и обратился к собравшимся так неожиданно, что все вздрогнули.