И лицо и тело Кристины были очень тонкими, однако кости нигде не выпирали. Ее волосы, кожа и глаза отливали карамелью. Она выросла в Нью-Мексико и говорила, что не помнит там ни одного дня без солнца: видимо, оно и оставило свой след, позолотив ее кожу.
Волосы она скручивала в узел на индейский манер, скрепляя его деревянной палочкой; эта первобытная прическа оставляла открытой безукоризненно длинную шею.
Одежда ее сводилась чаще всего к джинсам и верху бикини, так что у Джо было ощущение, будто ее тело знакомо ему до мельчайших подробностей. Однако с той минуты, когда он влюбился в нее, эта вольность в общении сменилась предчувствием тайны.
Да, едва он, прозрев, увидел ее красоту, то полюбил ее со всей силой первой любви. Это была всепоглощающая любовь: с первой секунды своего рождения она сопровождалась желанием, абсолютным и постоянным.
Джо знал, что любить эту женщину ему нельзя, поэтому ничем не показывал, по крайней мере, старался не показывать своей любви. И тем не менее с первой искры он жил в ожидании, — в ожидании сам не зная чего или, вернее, зная очень хорошо, — и это непременно должно было однажды произойти, иначе ничто не имело смысла.
Мудрецы утверждают, что так и есть — ничто не имеет смысла. Влюбленные же обладают мудростью более глубокой, чем мудрецы. Тот, кто любит, ни секунды не сомневается в смысле жизни.
Кристина была без памяти влюблена в Нормана, замечательного человека и величайшего в мире мага. А Джо был всего лишь подростком, которому еще предстояло всему учиться во всех областях. Он не имел ничего за душой, кроме своего огромного желания, и этого ему было достаточно, чтобы верить.
Верить во что? Если бы ему задали этот вопрос, он бы ответил: «Однажды я займусь любовью с Кристиной, и она будет хотеть этого так же, как и я».
Искусство жонглировать огнем подразделяется на несколько видов: тот, в котором подвизалась Кристина, называется свингинг. Это жонглирование факелами, привязанными к веревкам, именуемым болас, — такими же болас ковбои опутывают ноги бычков на родео.
Другие жонглируют непосредственно факелами или прикрепляют их к обоим концам длинной палки. Все эти приемы зрелищны, но ни один не обладает таким изяществом, как свингинг, — само название об этом говорит. Вот почему практикующие его жонглеры именуются fire dancers — огненными танцорами.
Одной из причин недовольства Джо было то, что он никогда не видел Кристину, что называется, в деле.
— Это далеко не безопасное зрелище, — объяснила она. — Всегда есть риск, для зрителя не меньше, чем для жонглера. Достаточно плохо привязанному факелу упасть в публику, на человека, одетого в нейлон, или на чьи-то волосы, представь, какая это будет катастрофа.
— Обещай мне, что однажды я увижу, как ты это делаешь, вживую, — настаивал он.
— Ну конечно. Наберись терпения. А пока ты можешь смотреть, как я тренируюсь, — тоже неплохо.
Этот аргумент выводил Джо из себя, ведь Кристина не упражнялась дома с горящими факелами: к концам болас она привязывала безобидные пластмассовые булавы такого же веса. Джо как мог убеждал себя, что уже замечательно — видеть молодую женщину танцующей для него одного. Он чувствовал, что великолепное жонглирование лишается элемента варварского риска с целью поберечь его, Джо. И понимал, что таким образом ему бесцеремонно указывают на его юный возраст.
Ровно то же самое он испытывал в сексуальном плане: ему полагались только игрушки, тогда как он чувствовал себя готовым к реальности во всей ее полноте.
Однажды Джо спросил у Кристины, самым простым и естественным образом, как надо заниматься любовью.
Улыбнувшись, она ответила:
— Ты бы лучше задал этот вопрос Норману. Его мнение будет для тебя полезнее моего.
Позже она спросила Нормана, задавал ли ему Джо пресловутый вопрос.
— Какой?
— Как надо заниматься любовью.
— Нет, — рассмеявшись, ответил Норман. — Не посмел.
— А мне посмел.
Норман задумался.
— Он, наверно, немного в тебя влюблен. Это меня успокаивает.
— Почему?
— Это доказывает, что он нормален.
— А ты в этом сомневался?
— Да. Когда я обучаю его магии, он такой странный, что мне даже страшновато. Он жадно впитывает мои слова, и в то же время я чувствую, что ему хочется вцепиться мне в горло и загрызть.
— Он тебя обожает!
— Да. Он меня обожает, как всякий пятнадцатилетний мальчишка обожает своего отца. Стало быть, ему хочется меня убить.