Кони с рыси перешли на шаг. Кругом степь. От яркого солнца больно режет глаза. Под ногами лошадей хрустит снег. Едут молча, каждый думает о своем. Баранов тяжело вздохнул.
— О чем вздыхаешь, Антип? — спросил Томин.
— Да что-то о доме взгрустнулось, писем давно от Даши нет, — ответил тот.
— А кто Даша-то? Невеста?
Антип вспыхнул. «Сказать или не сказать?» — подумал он и выпалил.
— Жена.
— Жена! — удивился Томин. — Выходит в отпуске женился и молчал, — укоризненно проговорил он. — Да разве так можно?
— Да как-то все случай не подвертывался, вот и молчал. Служить моему году еще долго, ну а Даша настояла. Поженимся, говорит. А то еще, чего доброго, привезешь из Красной Армии какую-нибудь кралю.
— Вот видишь, Антип, если бы я раньше знал, что ты женат, на Новый год отпуск дал бы тебе.
«7 января 1923 года. Семипалатинск. Сегодня проскакали 110 верст, но к вечеру все-таки добрались до дома, меня не ожидали. После 600 верст дороги квартира кажется особенно уютной, прямо-таки раем».
Утром Николай Дмитриевич случайно заглянул в чулан, где хранились продукты, и возмутился.
— Аня, иди-ка сюда, — позвал он жену. — Это что такое?
— Мясо, — ответила жена.
— Я тоже так думаю. Но какое мясо? Мне как командиру самую лучшую часть туши приволокли, а подчиненным что? Одни ребра. В следующий раз такого не позволяй.
Томин ушел на службу, а через час прибыл красноармеец и заменил мясо. Попало за это и начальнику, ведающему продовольственным снабжением.
«28 января 1923 года. Сегодня вечером закончили военные игры. Кажется, дивизия, которой я командовал, сыграла хорошо.
20 марта 1923 года. Семипалатинск. Сегодня приехал сюда комвойск. Я просил насчет демобилизации, но, видимо, ничего из этого не выйдет, так как он заявил, что меня не демобилизуют ни в коем случае».
Николая Дмитриевича перевели в Бийск на должность командира 4-й кавалерийской бригады. Здесь военкомом работал старый боевой друг Томина Евсей Никитич Сидоров. В соединении был и полк имени Степана Разина. Много друзей и товарищей по империалистической и гражданской войне встретил Томин в родном полку.
Дружеские отношения, взаимное уважение и доверие командира и комиссара плодотворно сказались на положении дел в бригаде. А в редкие свободные часы друзья выезжали на охоту. Работать было легко.
В городе с квартирами трудно и Томины жили на даче близ Бийска.
Как-то ординарец принес птенца. Анна Ивановна оставила дрозденка, кормила, поила его, и он быстро вырос.
Настало время, когда дрозд стал хорошо летать по комнате, теперь можно и на волю выпустить.
«Улетит», — с грустью подумала Анна Ивановна и открыла окно.
Каково же было ее удивление, когда вечером кто-то настойчиво постучал в окно. Глянула.
— Батюшки! Коля, посмотри, прилетел.
И с того дня, где бы ни летал дрозд, всегда возвращался домой. Сядет на окно и начнет выводить по своему:
— Тю-тичи! Тю-тичи! Давайте есть. — Когда не сразу открывали ему, он начинал сердиться, сильнее стучать клювом в стекло.
Николай Дмитриевич, придя с работы, часто наблюдал забавные сцены. То после еды дрозд прихорашивается, то купается в тазике и по всей комнате разбрызгивает воду.
— Ну и подлец, ну и подлец! — приговаривал Николай Дмитриевич, любуясь проделками дрозда, которого ласково называли Шалуном.
Осенью Томиным дали квартиру в Бийске. Что делать с Шалуном? Взять в город — могут кошки съесть.
— Давай унесем его в лес, — предложила Анна Ивановна.
— Согласен.
Томины идут лесом по ковру осенних листьев, тихо разговаривая. Шалун перелетает с плеча Анны Ивановны на плечо Николая Дмитриевича, что-то щебечет.
Взметнув крыльями, дрозд улетел и скрылся в лесной чаще.
— Ну вот и хорошо, что так получилось, пусть себе на воле летает, — проговорил Николай Дмитриевич.
— А все-таки, Коля, давай спрячемся, чтобы он нас не нашел.
Томины быстро спрятались в овраге и, пригнувшись, по зарослям пробирались домой.
Вот они вышли из оврага. И…
Дрозд, умостившись на плечо Николая Дмитриевича, еще громче закричал:
— Тю-тичи, тю-тичи!
— Ну разве от такого подлеца отделаешься? — проговорил Николай Дмитриевич.
После переезда Томиных в город, дрозд часто прилетал на старую квартиру и требовал: