Наступила ночь на двенадцатое августа. На дворе темень, хоть глаз выколи. Завывает злой ветер «афганец», заглушая своим диким посвистом журчание реки.
— Спи, мой тюльпанчик, спи, завтра к маме поедешь, — заботливо укрывая легким покрывалом Лолу, говорит Николай Дмитриевич.
— Оча![16] — сквозь сон произносит Лола и крепко засыпает.
Склонившись над столом, Николай Дмитриевич пишет при свете лампы письмо жене. Время от времени отрывается от бумаги, тихо напевает:
Написав письмо, Томин вышел на улицу: надо проверить посты да заодно занести письмо дневальному, завтра Новик увезет.
Злой «афганец» хлещет камешками в лицо… На черном небе ярко мерцают звезды. Здесь, в горах, они кажутся крупнее, ярче и ближе: поднимись на вершину и снимай их, как яблоки с деревьев, клади в карман.
— Ну как дела, орлы? По дому не соскучились? — спросил Томин у дневального и дежурного по штабу.
— Немножко. Ведь и вы, наверное, скучали сначала.
— Было и у меня. Попрошу вас, не забудьте завтра с Новиком это письмо отправить.
— Мне бы тоже надо написать письмо жене, да не знаю — кого попросить, — проговорил дневальный.
— Ну что же, напишу. Жену-то как звать?
— Устя.
— Устинья, наверное?
— Может, и так по городскому. Пишите, как лучше.
Примостившись на кирпичах, заменявших стул, Николай Дмитриевич начал писать под диктовку огрызком карандаша.
— Устенька, обо мне не беспокойся, я жив и здоров, скоро уже должен приехать домой, к тебе, дорогая, и тогда заживем на славу. Немного осталось жить в разлуке, к новому году наверное вернусь.
— Что еще писать?
— Напишите, всех детей целую и всем низко кланяюсь, и чтобы Устенька берегла себя, не поднимала тяжестей.
Запечатав конверт и написав адрес, Томин сделал пометку в записной книжке:
«Школы ликбеза организовать немедленно в каждом полку и кишлаках».
В Самарканде Анна Ивановна жила в культурной музыкальной семье. Вечерами в доме устраивались настоящие концерты. На различных инструментах играли все члены семьи. Окруженная заботой Анна Ивановна все равно сильно тосковала.
Муж писал часто и в каждом письме сообщал радостные вести, но это не успокаивало. Дни и ночи она проводила в тревоге за него. Каждый день ждала провожатых, а получала письма, в которых Николай Дмитриевич советовал ей вернуться в Куртамыш.
Взбунтовалась Анна Ивановна.
Война давным-давно кончилась, а они должны жить в разлуке! Хорошее дело! Почти десять лет ждала она мужа, волновалась за его жизнь. Минутой пролетели несколько месяцев совместной жизни в Москве, снова разлука. Ну пусть там опасно, пусть нет удобств, зато они будут вместе, а вместе с милым и в шалаше рай.
И Анна Ивановна решилась.
Распростившись с гостеприимными хозяевами, она выехала в Куляб.
До города Карши ехала на поезде, от Карши до Душанбе в повозке. Осталось проехать сто пятьдесят верст верхом — и она у заветной цели.
Небольшой отряд красноармейцев вытянулся цепочкой. Каменистая тропа то спускается на дно ущелья, и тогда становится сумеречно, прохладно, то выползает на головокружительную высоту, петлей огибая отвесную скалу. Горный ветер обжигает лицо. Снежные зубчатые вершины как будто придвигаются.
И скалы, напоминающие своим очертанием то башни древних замков, то столбы, то купола церквей, и настороженная тишина, и парящие высоко в небе горные орлы — все это кажется сказочным, таинственным.
Анна Ивановна едет в середине цепочки, изредка оглядывается на молодую спутницу, жену медицинского фельдшера. Вера, ухватившись руками за луку седла, вздрагивает, зажмуривается при каждом шорохе скатившегося камушка, ожидая за ним горного обвала.
Анне Ивановне тоже страшно, но все же она старается держаться бодро и время от времени успокаивает Веру.
На полпути отряд красноармейцев и десять человек гражданских попали в засаду. Маленькую казарму внутри саманной ограды обложили басмачи.
Двое суток оборонялся гарнизон, двое суток развевался красный флаг на вышке казармы.
Перевязывая раны бойцам и ухаживая за ними, Анна Ивановна не сомкнула глаз. Вера, перепугавшаяся в первые минуты боя, мало-помалу преодолела страх, стала помогать Анне Ивановне.
На третьи сутки подошел отряд Новика, разогнал басмачей.
Узнав, что в гарнизоне находится жена комбрига, Новик представился и вручил ей письмо.