Муж писал, что здоров, настроение хорошее, просил выслать клюквенного экстракта, так как без него пошаливает желудок. Чтобы уберечься от малярии, советовал побольше есть фруктов и винограда, денег хватит, а часть, его зарплаты просил выслать Виктору Русяеву. (Виктор Русяев продолжал учиться, и Томин помогал ему ежемесячно.)
«Аннушка, — писал Николай Дмитриевич, — дай денег Новику, он купит мне топорик, пилку, стружок. Высылаю часы, их товарищ искупал в реке, отдай в ремонт и продай. Потом купим себе лучшие. Сегодня хотел варить варенье, да беда, забыл, что сначала варят, ягоды или сахар. Пришли рецепт, как варить варенье. О нашей природе, если она тебя интересует, спроси Новика, он все расскажет. Если бригада останется здесь на зиму, то подумаю, как тебя вытащить в Куляб. Подумай, может быть вернешься в Куртамыш? Целую тебя, твой Н. Т. 00-30. 12.7—24».
— Вот еще новое дело! — воскликнула Анна Ивановна. — Теперь уж возврата нет, — и она быстро начала собираться в дорогу.
За стеной Новик с кем-то приглушенно разговаривал, Анна Ивановна прислушалась.
— Нет уж, товарищ Новик, вы сами скажите ей об этом. Не могу, понимаете, не могу, — еле расслышала Анна Ивановна и вошла в комнату.
Новик и его собеседник замолчали, виновато опустив глаза.
— Скажите, что случилось с мужем? Ранен?
Командир молчал.
Начинало светать. Громадными чудовищами выползали из темноты горы, приближаясь к городу. Растаяли далекие звезды, а те, что висели низко над головой, померкли.
«Афганец» не унимается. Шумят листья чинар, шуршат ветками урючины, стонут могучие тополя. Журчит на каменистых перекатах горная река Кулябяка. Крепко спит под эту музыку надвигающейся осени комбриг Томин.
— Тревога! — тронув за плечо комбрига, проговорил Антип Баранов.
— А? Что? Тревога?
На улице слышится треск пулеметов, винтовочная стрельба. Томин быстро вскакивает, но острая боль в позвоночнике бросает обратно в постель.
— Э, черт, некстати! — выругался комбриг и, превозмогая боль, встал.
Басмачи подошли к самому городу и ведут отчаянный огонь. Взобравшись на редут, Томин знакомится с обстановкой. По густоте огня определяет центр и фланги неприятеля.
Мгновенно созрело решение. Подошел к комендантскому эскадрону. Здесь по его распоряжению уже собрались все, кто мог держать оружие: повара, санитары, портные, сапожники. Впереди ординарец Антип Баранов держит под уздцы коней.
На дружеское похлопывание по гривастой шее аргамак повернул голову и озорно, ласково схватил влажными губами руку комбрига.
— По ко-ня-ям! — скомандовал Томин и первым, без помощи ординарца, вскочил в седло.
Между вершинами гор выползло солнце, яркими лучами залило кулябскую лощину, которая словно расширилась, стала просторнее.
— Кавалерия, за мной а-арр-ш!
Перемахивая через рвы и арыки, конники помчались на центр вражеских цепей, откуда градом летели пули. Стремительный удар кавалерии надвое рассек объединенную банду. Вскакивая на коней, басмачи кинулись наутек. Чтобы запутать следы главаря Аланазара, банда делилась на части, которые уходили по разным направлениям. Томин разгадал их план и не выпускал из виду Аланазара, шел по его пятам.
У кишлака Карагач банда снова разделилась. Основные силы ее пошли в горы, небольшая горстка направилась вдоль горной цепи. В этой горстке — окруженный бандитами главарь Аланазар-курбаши.
Томин на скаку разгадывает план врага: направить красных в горы, а самому скрыться от возмездия. Комбриг посылает один взвод в погоню за главными силами противника с задачей сковать его боем. Сам же с полуэскадроном продолжает преследовать Аланазара, чтобы уничтожить его и по ущелью зайти с тыла и встретить удирающих басмачей.
Слева летят скалы самых разнообразных форм и очертаний, справа — стена камыша. Эскадрон поднимается на перевал, опускается с кручи. Позади остаются фисташковые, яблоневые, грушевые рощи, поля дехкан, арыки, водоподъемные колеса с глиняными кувшинами на ободьях.
Подковы цокают по гранитным плитам, высекают искры, поднимают столбы пыли.
Дорога, обогнув сопку, пошла по ущелью. Справа плывет величественная, спокойная гора Ходжимумин.
Бандиты сворачивают с дороги вправо, и резвые кони их начинают крутой подъем.
Томин пришпорил коня; аргамак, закусив удила, преодолевает кручу.
Эскадронный Нуриев и ординарец Баранов на своих сибирских лошадках отстали от командира. И даже Худайберды Султанов на резвом жеребце приотстал.